Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

Спустя полчаса, Клейтон уже мчался во весь опор по загородной дороге. При дурном состоянии дорог и не менее дурном почтовом управлении, Клейтон, взяв почтовый экипаж, доехал бы до Канемы не раньше, как на третьи сутки. Но, употребив все свои усилия, он надеялся прибыть туда в двадцать четыре часа. Он мчал стремглав, не давал лошади перевести дух, и на первой станции переменил её. Продолжая таким образом свой путь, он, в три часа следующего утра, находился уже в лесах, отстоявших от Канемы миль на пятнадцать. Сильное напряжение нервной системы, делавшее его до этой минуты нечувствительным к усталости, начинало мало-помалу ослабевать. Всю ночь он ехал по глухому, дикому сосновому лесу; никто не видел его, кроме мерцающих, таинственных звёзд. На последней станции, где Клейтон намеревался переменить лошадь, всё было повержено в ужас и смущение. Трое в доме лежали мёртвыми и четвёртый умирал. По всей дороге, при каждой остановке, воздух, по-видимому, был наполнен летучими и преувеличенными слухами о страхе и смерти. По мере приближения к Канеме, Клейтон начал испытывать то, невольно приводящее в трепет ощущение, которое, вероятно, испытывал каждый из нас, хотя и не в такой степени, возвращаясь домой после долгого отсутствия и воображая, что его ожидает какое-нибудь несчастие, которому он не в состоянии определить границ. Перед рассветом Клейтон проезжал мимо хижины старого Тиффа. Какое-то странное движение души побуждало его остановиться на минуту и предварительно въезда в пределы Канемы, сделать некоторые осведомления. Но, подъехав к хижине, он увидел, что ворота стояли настежь и дверь в самую хижину была открыта. Клейтон сделал несколько окликов и не получив ответа, сошёл с лошади, и ведя её за повод, заглянул в открытую дверь. Достаточно было даже тусклого мерцания звёзд, чтобы убедиться, что хижина была покинута её обитателями. Это обстоятельство Клейтон принял за дурное предзнаменование. В то время, когда он садился на лошадь, в непроницаемой глубине леса и в недальнем расстоянии, раздался звучный и сильный голос, который пел величественным минорным тоном, следующее слова:

"Сидящий в славе, на облаке, как на престоле;

Придёт Господь в пути пламени!Гром и мрак, молния и буряБудут предвестниками этого страшного дня".

Неудивительно, что эти звуки и эти слова привели в трепет Клейтона, утомлённого продолжительной ездой и доведённого до изнеможения страшными предположениями, наполнявшими его душу и тёк раздражительно действовавшими на его нервную систему. Он ощущал даже сильный страх, когда под ветвями соснового леса показалась тёмная человеческая фигура, плавно подвигавшаяся вперёд, под такт уныло распеваемых слов.

— Кто ты такой? — вскричал Клейтон, делая над собою усилие и стараясь возбудить свою неустрашимость.

— Кто я? — отвечала фигура. — Я — голос вопиющего в пустыне. Я возвещаю этому народу суд Божий!

Читатели наши, вероятно, могут представить себе неопределённое мерцание света, между наступлением утра и исчезновением ночи, глухое пространство леса, обстоятельства, сопровождавшие поездку Клейтона, и странные слова неизвестного человека. В течение нескольких секунд, Клейтон оставался в недоумении, что ему делать, между тем, как путник продолжал:

— Я видел Господа, шествующего с десятью тысячами святых Его! Перед ним шла моровая язва и горящие угли сыпались из-под ног Его.

Размышляя о том, что означали эти странные слова, Клейтон тихо подвигался вперёд. Наконец неизвестный человек вышел из глубины леса, остановился посреди дороги и с повелительным жестом вытянул руку.

— Я знаю, кого ты ищешь, — сказал он, — но это тебе не будет дано; потому что время смерти наступило и люди будут судимы. Се светлое облако, и на облаке сидит подобный Сыну Человеческому. На голове Его венец, и в руке Его острый серп. (Откр. св. Иоан. XIV, 14). Сказав это и махнув рукой над головой, с диким одушевлением воскликнул: "Пусти острый твой серп и обрежь гроздья винограда на земле; поелику созрели на нём плоды... И давили ягоды в точиле вне города и потекла кровь из точила даже до узд конских! (Откр. св. Иоан. XIV, 18, 20). Горе, горе живущим на земле от остальных трубных гласов трёх ангелов, которые будут трубить! (VIII, 13). Грозные слова раздавались в глубине леса, как проклятие ангела-истребителя. После непродолжительной паузы, неизвестный человек продолжал более спокойным и скорее плачевным голосом:

— Не плачь о мёртвых, не оплакивай! Се Агнец стоит на горе Сионе, и с ним сто сорок четыре тысячи, коих имя отца Его написано на челах. Это суть те, которые не осквернились с жёнами; это суть те, которые идут за Агнцем, куда бы Он ни пошёл, И во устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божиим (XIV, 4, 5.)