Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

Незнакомец медленно пошёл в сторону, и, пробираясь по чаще леса, распевал какой-то гимн, на этот раз унылым, погребальным тоном, долетавшим до слуха Клейтона, как звуки похоронного колокола. В то время, как Клейтон медленно пробирался вперёд по незнакомой дороге, непонятный, необъяснимый страх всё более и более овладевал им. Звуки голоса и дикие жесты незнакомца привели ему на память странное событие на собрании. Хотя он и старался насильственным образом убедить себя, что прорицателем этих странных предсказаний был какой-нибудь безумный, исступлённый фанатик, ещё более воспламенённый при виде смерти и разрушения, окружавших его со всех сторон; но все же Клейтон не мог рассеять страшные предчувствия, тяжёлым камнем лежавшие на его сердце. Жизнь человеческую можно сравнить с домом, посещаемым призраками; основою ей служит та же самая земля, исполненная мрака и теней смерти. Тысячи одарённых жизнью фибр соединяют нас с неведомым и невидимым миром; сердца, самые непоколебимые, ни на секунду не останавливающие своего биения, даже при невыразимых ужасах, обливаются кровью и замирают при едва слышном шёпоте из-под завесы, скрывающей от нас этот неведомый мир. Быть может, для самого неверующего в тайны духовного мира бывают минуты, о которых, разумеется, ему стыдно было бы рассказывать, но в которые он вполне покоряется влиянию страшных явлений, привязывающих нас к той неведомой стране. Не удивительно, что Клейтон, наперекор своему мужеству, чувствовал себя как человек, которому сделано таинственное предостережение. Тяжёлый камень, тяготивший его, отпал от груди, когда туманная мгла утренней зари прорезалась яркими лучами восходящего солнца, когда наступил радостный и ликующий день, когда печаль, воздыхание и смерть показались ему тяжёлым сновидением. В течение всей этой страшной кары странно было видеть неизменную правильность, великолепие и красоту в действиях и явлениях природы. Среди всеобщего страха и стонов умирающих, среди рыданий и сокрушения сердец солнце выходило и заходило во всём своём блеске и величии; роса играла своими радужными цветами, и сумерки покрывали небо завесой, усеянной звёздами; птицы пели, источники струились и журчали, цветы пленяли своей роскошью, словом, в природе во всём заметен был избыток жизненных сил, всё радовалось, и всё ликовало. Вступив в пределы плантации Канемы, Клейтон с нетерпением спросил первого встречного о здоровье госпожи, которой принадлежало Канеме.

— Слава Богу, она ещё жива, — было ответом.

— Слава Богу, — сказал в свою очередь Клейтон, — все мои опасения были ни больше, ни меньше как сон.

Глава XXXV.

Вечерняя звезда

Почты в Северной Каролине, как и вообще все мудрые учреждения в невольнических штатах, находились в самом дурном состоянии: и потому прошла целая неделя после того, как Нина отправила письмо, в котором извещала Клейтона об опасности своего положения. В течение этого времени ярость удара, поразившего плантацию, заметно ослабела. И между тем, как холера на других плантациях сильно развивалась, обитатели Канемы начинали надеяться, что грозная туча, нависшая над ними, скоро совершенно рассеется. Правда, много ещё было больных, по новые случаи не повторялись, и самая болезнь, оставаясь между больными, казалось, уступала попечениям и медицинским средствам. Нина встала рано поутру, что вошло, впрочем, для неё в привычку, со времени появления болезни, и обошла селение, чтобы осведомиться о здоровье невольников. Она воротилась домой усталая и сидела на балконе подле роскошного куста роз, наслаждаясь прохладным, свежим дыханием утра. Как вдруг на главной аллее послышался топот лошадиных копыт. Нина взглянула в ту сторону и увидела Клейтона. Ещё минута, и Клейтон, не веря своим чувствам, держал Нину в своих объятиях.

— Вы здесь, моя роза, моя невеста, мой ангел! Бог милостив! Я не ожидал столь многого! Я думал, что не застану вас в живых!

— О, нет, милый Клейтон, — сказала Нина, — Бог не оставил нас. Правда, мы лишились многих, но меня Он пощадил, вероятно для вас.

— Но здоровы ли вы в настоящую минуту сказал Клейтон, бросив на Нину пристальный взгляд. Вы так бледны, моя маленькая роза!

— Ничего нет удивительного, — отвечала Нина, — у меня так много дела, что поневоле побледнеешь, впрочем, я ничего не чувствую. Я была здорова, мало того, никогда ещё здоровье мое не было в таком отличном состоянии, как во все это время, и, странно сказать, я никогда не чувствовала себя счастливее. Я так спокойна и так верю в любовь и милосердие Божие.

— Знаете ли, — сказал Клейтон, — это спокойствие тревожит меня, я начинаю бояться за такое странное, неземное счастье. Мне кажется, оно дается только умирающим.

— О, нет, — отвечала Нина, — я так думаю, что когда все наши надежды возлагаются на Отца Небесного, когда мы видим в Нём единственную нашу опору, Он становится к нам ближе, чем во всякое другое время, в этом-то и заключается тайна моего счастья. Но оставим это, вы, кажется, чрезвычайно устали? Неужели вы ехали всю ночь?