Клейтон оставался безмолвным. Такое молчание заставило мистера Джекила подумать, что несколько моральных замечаний с его стороны, по случаю печального события, будут весьма кстати, и потому через несколько секунд прибавил голосом, который как нельзя лучше применялся к этому случаю.
— Божественному Промыслу угодно было посетить нас своим справедливым гневом. Мистер Клэйтон, горестные утраты напоминают нам о кратковременности жизни и необходимости приготовиться к смерти.
Молчание продолжалось, и так как Клейтон не намерен был нарушать его, то мистер Джекил переменил тон и сказал:
— Надо полагать, что покойная не успела сделать духовного завещания.
— Нет, — отвечал Клейтон, — не успела.
— Я так и думал, — сказал мистер Джекил, приняв тон делового человека. — В таком случае, разумеется, всё состояние должно перейти к законному наследнику, её родному брату.
— Не угодно ли вам, мистер Джекил, взглянуть на эту бумагу, — сказал Гарри, взяв контракт из рук мистера Клейтона и передавая его мистеру Джекилу, который между тем вынул из кармана очки, не торопясь надел их на острый свой нос, и прочитал бумагу.
— Не думаешь ли ты, — сказал он, обращаясь к Гарри; — что этот документ имеет законную силу?
— Без всякого сомнения, — отвечал Гарри. — Я могу представить свидетелей, которые подтвердят подпись руки — как мистера Джона Гордона, так и мисс Нины.
— Да это без всяких свидетелей весьма очевидно, — сказал мистер Джекил, — я сам признаю эту подпись; но надо тебе заметить, что никакие подписи не в состоянии обратить этот документ в законный. Дело в том, мой друг, что невольник не имеет права заключать условий с своими господами. Закон, основанный на старинном Римском праве, прямо говорит: pro nullis pro mortuis, а это значит что невольник есть существо ничтожное, мёртвое, лишённое собственной своей воли. Вот с какой точки смотрит закон на права невольника. Это, так сказать, служит основой нашего национального учреждения, требующей безусловного повиновения. Восставать против узаконений бесполезно.
— Мистер Джекил, — сказал Клейтон, — не лучше ли решить этот вопрос судебным порядком?
— Конечно, конечно, — отвечал мистер Джекил, — ваши слова напоминают мне о прямой моей обязанности, объявить вам, что я имею от мистера Гордона положительное приказание остаться здесь до его приезда и сохранить надлежащий порядок на плантации; кроме того, я должен присмотреть, чтоб никто из невольников, до прибытия мистера Гордона, не смел отлучиться с плантации. Я привёз с собою несколько должностных лиц, на тот конец, чтоб придать, если это окажется необходимым, надлежащую силу приказаниям моего клиента.
— Когда же мистер Гордон приедет сюда? — спросил Клейтон.
— Завтра, я думаю, — отвечал мистер Джекил. — Молодой человек, — прибавил он, обращаясь к Гарри, — представь мне, пожалуйста, переписку и книги по управлению плантацией, чтоб можно было рассмотреть их до приезда мистера Гордона.
Клейтон встал и вышел из комнаты, оставив Гарри с непреклонным мистером Джекилом, который усердно принялся рассматривать деловые бумаги, объяснившись с Гарри так непринуждённо и так спокойно, как будто вовсе и не думал о том, что сказанные им слова, совершенно разрушили все надежды несчастного Гарри. Если б мистер Джекил обладал даром ясновидения и с его помощью мог бы увидеть страдания, происходившие в душе человека, с которым имел дело, то, весьма вероятно, пожалел бы о нём. Самый истый политико-экономист содрогнулся бы при виде непритворной, безутешной скорби, в которой находился Гарри; мистер же Джекил смотрел на него весьма хладнокровно. Он успокаивал себя правилами своей особенной алгебры, по которым самое величайшее счастье, изображаемое самыми высокими цифрами, нельзя ещё назвать совершенным, а потому, не стоило и беспокоиться о бесконечно-малых величинах человеческих страданий. Для людей, которые рассуждают подобным образом, не существует других горестей или страдании, кроме своих собственных; философия их принимает совсем другое направление, только тогда, когда им приходится самим, не говоря уже о страданиях душевных, испытать довольно сносную зубную боль.
— Мне кажется, — сказал мистер Джекил, посмотрев на Гарри пристальнее обыкновенного, — сегодня ты что-то особенно не в духе. Здоров ли ты?
— Телом я совершенно здоров, — отвечал Гарри.
— Так что же с тобой делается?
— Вот что, мистер Джекил: всю мою жизнь я трудился, имея в виду получить свободу: я думал, что с каждым годом приближаюсь более и более к этой отрадной цели. Но теперь, когда мне исполнилось тридцать пять лет, я нахожу себя тем же невольником, как и прежде, с тою только разницей, что у меня отняли и надежду сделаться когда-нибудь свободным человеком.