Дрессировщик. Приручение

Он устал. Только сейчас понял, сколько сил отняло это преображение из нелепой дурнушки в приличную девушку. А еще нужно было решить, как теперь удержать ее от переборов, и не увидеть через неделю стаю прыщавых поклонников под окнами. Вот они ему были совершенно без надобности. А если выпустить девчонку в люди, пусть и в этом великоватом платье, стая озабоченных малолеток, да и взрослых тоже, обеспечена, на сто процентов.

Захотелось еще раз проклясть тот день, когда он взял на себя заботы по воспитанию девочки. Лучше бы, правда, в деревню к Сашкиным родичам отправил. Там точно есть женщины, пусть бы они в эти бабьи игры и играли. И тут же злость вернулась: что он, Суворов, с такой ерундой не справится? И не такие препятствия брали. Построить несмышленую девчонку – не та проблема, от которой нужно отступать.

– А почему вы тогда так нахмурились, Игорь Дмитриевич? Я ведь вижу, что вы недовольны чем-то? Что я не так сделала? – Пока он гонял свои мрачные мысли, девчонка беспокоилась все больше и больше. Совсем закисла.

– Разницу рассмотрел. Огромную.

– Где? Между чем и чем? – Она подошла ближе, заглядывая в глаза. От волнения сократив дистанцию до минимума, хотя раньше всегда держалась от него на расстоянии.

– Между красотой и пошлостью, Жень. Эта грань слишком тонкая, чтобы в глаза бросаться. Но, если заметишь, раздражает невероятно.

Она хлопала ресницами, хмурила брови недоуменно, переминалась с ноги на ногу. По всему ясно было: не поняла.

– Млять. Вот ты скажи мне: у вас же есть всякие женские журналы, сайты, каналы даже специальные на телевидении. Там столько бабских штучек обсуждается, даже тех, о которых вслух говорить стыдно. Да или нет?

– Ну… да… Наверное, есть…

– И что, ты их не смотришь, не читаешь, не интересовалась никогда? Почему я должен тебе объяснять, что вырез до пупа – это вульгарно и пошло, особенно, если подол задницу только слегка прикрывает?! – Его, действительно, возмутила эта мысль. Вернее, обе мысли: и то, что Женя сама ничего не знает о правилах, и то, что она завтра могла бы нацепить на себя такой вырез и такое откровенное мини. Сейчас-то она стояла, целомудренно закутанная в Светкины вещи, которые явно были не по размеру. Другой вопрос, что дай волю, и она Женю "принарядила" бы, не хуже всяких шлюшек…

– Да там такую ерунду все время показывают и пишут, что мне терпения не хватает разбираться… – Девочка подала неслышно голос, то ли оправдываясь, то ли защищаясь.

– Конечно. А мое терпение – безгранично! Мне больше заняться нечем, как про шмотки тебе воду лить!

– Я же вас не просила об этом, Игорь Дмитриевич. Вы уже объяснили мне самое главное, дальше сама разберусь. И журналы эти посмотрю обязательно. Я не хочу быть пошлой и вульгарной, честно. Да и так, вообще-то, нормально же ходила раньше…

– Женя, если я буду ждать, пока ты о чем-то попросишь, ты вырастешь тупой и страшной деревенщиной. Уж прости, но пока сам порешаю, где нужно вмешиваться, а где – не стоит. Поняла?

– Да, Игорь Дмитриевич. Конечно, вам лучше знать, Игорь Дми…

– Да что ты заладила, как попугай? Самой не противно? По пятьдесят раз на дню повторять мое имя и отчество, язык не заворачивается?

Она в ответ промолчала. Видимо, совсем потерялась от таких резких перемен в темах и настроениях. Суворов и сам ни черта не понимал в происходящем. Вот только слышать "Игорь Дмитриевич" от человека, ненамного его младше, как-то резко и неожиданно надоело.

– Игорем зови меня. Хватит уже держать за какого-то седого деда.

– Хорошо. Как скажете, Игорь Дм…, – осеклась, сама себя поправила, – Игорь.

– На этом сегодня – достаточно. Спать ложись. Я сам поговорю со Светкой про твою дальнейшую жизнь и поведение.

Дверью хлопнул, хотя не собирался. Но достала уже вся эта канитель, дальше некуда.

Глава 11

Женя давно перестала понимать, что происходит. Мысли и настроения Игоря у нее никогда не получалось разобрать. Стоило только привыкнуть к одному тону и манере, как все тут же кардинально менялось.

Казалось бы – училась себе потихонечку, звезд на небе не хватала, на роль отличницы не претендовала, хоть и была среди лучших по успеваемости. Не лезла вперед и дальше – сознательно, соперников и врагов себе наживать – глупое занятие, лучше в серединке да незаметненько. И с внешностью так же: хоть душа иногда и томилась по вниманию, по горящим глазам парней, да по любви, о которой в книгах и фильмах рассказывали, она быстро себя одергивала и успокаивала, что все это сказки и бредни, в жизни все совсем по-другому – серо, мрачно, а порой и мерзко. И жила себе спокойно. По родным, порой, тосковала: по маме, по друзьям , оставшимся дома, по старой и любимой школе, где ее любили, ценили и не обижали никогда. Но строгий запрет Суворова, который сразу предупредил: хоть одна попытка связаться – и вылетит на улицу, без выходного пособия, ей был понятен и достаточен. Понимала, что один короткий разговор ей ничем не поможет, а вернуться в холод и голод совсем не улыбалось. И только эта тоска по родным и была главной грустью и проблемой в жизни.