Древнерусские учения о пределах царской власти

Основная мысль здесь та же: ограниченность княжеской власти законом. Как и в «Слове о судиях», нет основания думать, что под именем закона здесь разумеется исключительно закон Божий; буквальный смысл приведенного текста, в котором хранение закона стоит рядом с хождением по совету Вышнего, позволяет скорее думать, что речь идет о законе права. То же самое можно сказать и относительно «Слова о судиях», где встречаем такое же противоположение: «не судисте в правду, ни сохранисте закона, и в повелении Божии не пребысте». Сходство в основной мысли и целый ряд одинаковых выражений и оборотов заставляют думать, что в «Слове Сирахове» мы имеем один из источников, давших материал для «Слова о судиях». Конечно, возможно утверждать, что оба памятника представляют явления параллельные, сложившиеся под одинаковым влиянием[306]. Но в пользу первого предположения говорит и то, что «Слово Сирахово» гораздо короче по объему; в нем, в сущности, только одна мысль без всякого развития.

В «Наказании», приписываемом Симеону, еп. Тверскому (1289), встречаем ту же идею связанности княжеской власти законом и правдой. Тема этого произведения

[307] несколько иная: ответственность князя за действия тиунов, но на основе этой темы проводится и та мысль. Князь будет в раю только тогда, когда он «богобоин», правду любит и избирает тиунов праведных, все творящих по закону Божию. Если этого нет, князь будет осужден Богом[308].

Наконец, из памятников XIII века следует упомянуть еще о двух произведениях: «Послание владимирского епископа к сыну св. Александра Невского» и «Слово св. Отец, како крестьяном жити». Оба они, по своим политическим идеям, стоят вне общего направления века и отчасти напоминают идеи прошлого времени, отчасти предсказывают отдаленное будущее. В «Послании к сыну Александра Невского»[309]

говорится о ненарушимости церковного суда, причем и церковные люди, и церковная подсудность определяются значительно уже, чем в уставах XI–XII вв. В заключение автор говорит: «То все суды церковные, даны законом Божиим и прежними цари и великими нашими князи: князю и боляром и судьям в те суды не лзе въступатися, не прощено им от закона Божия». По существу это такое же ограничение княжеской власти нормами высшего порядка, какое уже раньше было отмечено в церковных уставах. Это, следовательно, не новость, а повторение, которое показывает, что старая идея продолжает жить. Есть, впрочем, и некоторое отличие от церковных уставов. Там главное внимание было обращено на нормы, обязательные для князя и ограничивающие его власть, а здесь автор указывает круг дел, не подлежащих власти князя, и мало останавливается на том, из каких норм это ограничение вытекает. «Слово, како крестьяном жити» известно в нескольких редакциях, имеющих между собой иногда очень мало общего

[310]. В одной из них есть следующее место: «Аще ли нецыи деют злая и духовного не слушают учения, и не каются, тации подимут по делом законьное мучение. И велим градским властелем не щадити таковы, зло творящих пред Богом, но… градским казнити законом, а не щадити злых, да ся накажут и останут деяти злая. Властели бо от Бога устроени человек ради нетворящих закона Божия». Перечисляя преступления, за которые должна следовать градская казнь, автор упоминает и чисто религиозные, например, говорит о хульниках, ротниках, чародеях. Таким образом, мы имеем здесь не ограничение судебной власти князя, а обратное явление – расширение пределов светской власти в область собственно религиозную, как она понималась в то время. В отличие от подобного же расширения, которое мы видели в «Слове» митр. Илариона и в посланиях митр. Никифора, здесь оно заключается не в общем покровительстве церкви, и не в охране правоверия от посягательств на него извне, а в проявлениях карательной власти над членами самой церкви. Впоследствии, к концу XV в., эта мысль получила особенное развитие. Каковы ее ближайшие источники в «Слове, како крестьяном жити»

сказать трудно, так как происхождение этого произведения, вообще, не исследовано[311]. Можно только в виде предположения допустить, что здесь эта мысль развилась сама собой из общей идеи об охране правоверия и из потребности представителей церкви в покровительстве со стороны более сильной власти.

Все сказанное о политических идеях в древнейший период позволяет сделать следующие общие выводы:

1) От возникновения политических идей в России до конца XIII в. не было выставлено ни одной идеи, которая заключала бы в себе признание полной неограниченности княжеской власти. Напротив, была высказана мысль об ограниченной власти, причем ограничительным началом явился закон в его различном понимании.