Древнерусские учения о пределах царской власти

Княжение Василия Темного давно отмечено в истории как поворотный пункт в развитии русских государственных идей. На него приходятся и Флорентийская уния, и падение Царьграда, а эти события существенно повлияли на понятие о царской власти и научения о месте России во всемирной истории. В литературе указывалось, что измена православию со стороны митрополита Исидора выдвинула перед московскими государями новую обязанность – стать на защиту правоверия и благочестия, для чего раньше им «не представлялось прямых поводов»; в связи с этим за московским князем упрочивается царский титул, и в корне изменяется понятие о значении и задачах всего русского царства[394]. Некоторые формулируют следствия упомянутых событий еще и так, что они содействовали изменению характера власти московского князя, упрочив «перевес авторитета государственного над церковным», и что с этого именно времени замечается на Руси преобладание государства над церковью

[395].

Исследователи при формулировании этих выводов обыкновенно не делают различия между областью фактов и областью идей в тесном смысле этого слова и относят их к тому и к другому. Не оспаривая значения этих выводов относительно фактического положения царской власти, нам надлежит выяснить, как Флорентийская уния и падение Константинополя отразились на определении границ власти московского князя в литературных памятниках, ближайших ко времени этих событий.

Флорентийский собор и участие в нем митрополита Исидора вызвали целый ряд произведений, в которых описывается собор и ведется рассказ о тех событиях, какие он вызвал в Москве, а также об участии в этих событиях великого князя Василия Васильевича. Произведения эти: «Слово избранно на латыню», «Повесть, како римский папа Евгений составлял осмый собор», «Сказание о Флорентийском соборе» и др.[396] По форме своей произведения эти имеют исторический характер, и на читателя они производят такое впечатление, будто все подробности описываемых там событий, например, речи участников собора, взяты из действительности и изображены во всем согласно с нею. Но исследователи указывают, что это впечатление – ложное, и что многое из того, что мы в них читаем, сочинено авторами

[397]. Если это так, то это дает нам возможность видеть в указанных произведениях не столько произведения исторические, сколько церковно-политические, написанные с целью выяснить отношение русского общества и русской церкви к Флорентийской унии. С этой точки зрения многое в тексте этих произведений приобретает значение для характеристики взглядов общества на отношение великого князя к делам церкви.

«Слово избранно»

начинается похвалой великому князю. «Яко богонасаженный рай мысленого востока праведного солнца Христа… богопросвещенная земля Руская веселится о державе владеющего ею благоверного великого князя Василья Васильевича царя всея Руси, хваляшеся о мудрости обличения его, еже благоразумие обличив и изгна врага церковного сеятеля плевелом злочестиа Исидора тьмокровного, латыньскиа ереси исполненного, и другого не приат Григориа ученика его иже от Рима пришедшего»[398]. Автор восхваляет великого князя за то, что тот обличил Исидора, т. е. показал его отступничество от православия и затем изгнал его из Москвы. На самом деле, как известно, никакого изгнания не было: Исидор был взят под стражу и помещен в Чудовом монастыре, где он должен был дожидаться соборного суда, и откуда он бежал, может быть, благодаря попустительству со стороны московских властей[399]. Называя это изгнанием, «Слово» хочет, очевидно, подчеркнуть активность мер, принятых против Исидора, и личное участие в этих мерах великого князя. Обличение и изгнание митрополита, изменившего православию, дает основание автору «Слова» сравнить в. к. Василия Васильевича со св. Владимиром и с Константином Великим; он называет его «подражателем апостолов, споспешником блазей вере, добрым взыскателем честного креста Христова»[400].