Читаем Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е полностью

Афинянина Мелесия никто и никогда не мог обвинить в сочувствии демократии. Наоборот, он казался прирожденным и естественным ее врагом. Во время пелопоннесской войны Мелесий имел много друзей в Спарте, тайно сносился со спартанцами и с жестокой радостью узнавал о военных неудачах своих сограждан. Страшное поражение афинян при Эгоспотамах во Фракии осенью 405 г. до н. э. наполнило его сердце мстительным восторгом.

Наконец, в 404 г. до н. э. осуществилась мечта его жизни. Власть «дурных людей» (так называли аристократы демократов) была окончательно свергнута спартанцами, на акрополе находился спартанский гарнизон, у власти стал «совет тридцати» — близкие друзья и родственники Мелесия.

Правда, новый вождь государства Критий всего за два года до переворота изображал из себя самого крайнего демократа и пользовался таким доверием демократических вождей, что они поручали ему важные и тайные дела.

Но Мелесий и его друзья знали, что Критий, принадлежавший к знатному роду в Афинах, в душе был сторонником Спарты и ее порядков и втайне мечтал об уничтожении той самой демократии, которой он для видимости служил, упорно и осторожно собирая сторонников будущего переворота.

Для этой работы нужны были средства, и Мелесий, хотя он сильно разорился в годы господства демократов, тайно давал их Критию; еще больше денег получал Критий от друга Мелесия — Никерата, отец которого, знаменитый полководец Никий, был одним из богатейших людей в Афинах, владельцем тысячи рабов в серебряных рудников на Лаврионе.

В один из дней Мелесий пробудился от послеобеденного сна в самом лучшем расположении духа, что случалось с ним очень редко. Ему доложили, что его ждет племянник Крития — Платон.

Платон, красивый юноша-аристократ, в свои 23 года славился в Афинах как один из образованнейших людей. Он ненавидел демократию не менее самого Мелесия и потому при новом олигархическом строе занял высокий государственный пост. Приход Платона обрадовал старого Мелесия, и он с приветливой улыбкой вышел навстречу молодому человеку.

— Страшные дела творятся, Мелесий, — сказал Платон.

— Что случилось? Новые успехи демократов? Они вновь наступают из Фил? По-моему, мы напрасно беспокоимся: пока на акрополе стоит спартанский гарнизон, нам нечего бояться.

Незадолго до этого Мелесий получил известие о том, что афинские демократы, бежавшие за границу и собравшиеся в соседних с Аттикой Фивах, захватили пограничную аттическую крепость Филы и посланный против них отряд афинской аристократической молодежи потерпел поражение.

— Я не о Филах говорю. Не на поле битвы, а в городе творятся ужасные дела. Ты знаешь Леонта из Саламина?

— Ну, еще бы — это богатый, воспитанный, спокойный и вежливый человек. Он недавно гостил у меня…

— Наши правители убили Леонта под каким-то предлогом, чтобы воспользоваться его деньгами. Они арестовывают и убивают множество людей — не каких-нибудь демократов, а наших людей — только за то, что у них есть деньги. Я враг демократии, но я люблю свой город, и я не могу видеть, как во главе нашего государства стоят подлецы и спартанские прислужники.

Мелесий, раздражаясь все больше, возразил:

— Ты еще молод и ничего не понимаешь. Ты не знаешь, что такое политика, политика не делается чистыми руками. Знаешь ты, в каком положении наше государство? Корабли больше не плавают, доходы в казну не поступают. Податей мы с союзников также не получаем, а они были главным источником наших доходов. Между тем расходы по управлению и охране города очень велики; к тому же мы должны кормить гарнизон в 700 спартанцев. Откуда взять деньги?

— Не знаю, но это не значит, что правители могут заниматься наглым грабежом. Ведь подумать только: ими было вынесено постановление, что каждый из «тридцати» может арестовать одного неполноправного иностранца — метека, убить его и отобрать его имущество.

— Сейчас идет борьба с демократией не на жизнь, а на смерть, — ответил Мелесий. — Или мы их, или они нас. Сейчас, как на войне — мы должны уничтожать врагов, и у нас нет времени возиться с судами. Многим из этих метеков демократы обещали гражданские права, а мы собираемся лишить их всех прав, выселив в один квартал города. Ясно, что в душе они ненавидят нас, и если в суматохе погибнет несколько метеков без вины, то это не такая уж беда, ведь метеки — это шелуха, а граждане — зерна в государстве. К тому же правители отбирают у них имущество не для собственного обогащения, а для спасения государства, для пополнения нашей пустой казны.

Неожиданно в комнату вбежал юноша. Его одежда была в беспорядке, и на лице написан ужас. Это был сын Никерата.

— Только что арестовали моего отца. Боюсь, что его уже нет в живых. Сейчас они обыскивают наш дом и забирают имущество.

Тут уже и Мелесий возмутился:

— Как? Никерата, моего друга Никерата, который все время щедро снабжал правителей деньгами?

И, не сказав больше ни слова, Мелесий взял свой старческий посох и быстрыми шагами вышел на улицу. Он решил поговорить с самим Критием и по-дружески предостеречь его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное