Читаем Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е полностью

Я отстал от своих спутников и попытался скрыться в одном из боковых переулков. Но они бросились за мной, спустили собак, успели забежать вперед и отрезали мне путь по переулку.

Я бежал быстрее своих преследователей, но они гнали меня к берегу, к гавани, где было очень много народу и где беглому рабу невозможно скрыться. Положение становилось безвыходным: мне не оставалось ничего другого, как нырнуть под воду. Выставив наружу конец тростниковой трубки, я мог дышать и долго находиться под водой. Я пробрался между судов и поплыл в открытое море. Я прекрасно плавал, и мне удалось незамеченным отплыть довольно далеко от берега. Там я увидел корабль, плывший на близлежащий остров Эвбею; подплыв к нему, я сказал, что моя лодка опрокинулась; мне поверили и отвезли на Эвбею, в город Карист.

К сожалению, в Каристе я никого не знал. У меня было с собой несколько драхм хозяйских денег. Я пришел к Евангелу, хозяину мастерской железных изделий. Имя этого человека было мне случайно известно. Я выдал себя за лидийца Кройса, ехавшего на родину, сказал, что потерпел кораблекрушение у берегов Аттики, и мне дали работу в кузнице, с которой я благодаря своей силе быстро освоился.

В мастерской кузнеца лучше всего жилось рабам, знавшим ремесло и имевшим собственный инструмент. Они жили отдельно, в своих хижинах, приходили на заре и, как только начинало темнеть, уходили. Хозяин платил им немного, но после ухода домой они прирабатывали у разных заказчиков. Некоторые из них копили деньги, чтобы выкупиться на волю. Хуже было положение свободных чернорабочих, не знавших ремесла, вроде меня.

Мы работали с утра до глубокой ночи только за обед и помещение. Хозяин, правда, обещал нам впоследствии выдать жалованье, но опытные люди смеялись над этим обещанием.

Но совсем плохо приходилось в мастерской простым рабам, не знавшим ремесла. По большей части это были мальчишки. Спать они могли только пять часов в сутки: весь день они ходили сонные, но когда нечаянно закрывали глаза во время работы, то получали оплеуху или удар тяжелым инструментом; иногда хозяин и его помощники кололи рабов булавками или обжигали горящей лучиной. За всякую провинность их беспощадно избивали мастера. Рабов заставляли делать однообразную, одуряющую работу; более тонкой работе мастера их не обучали, боясь, как бы мальчишки, научившись, не заняли их места. В эргастерии было, конечно, не так душно, как в шахте, но рабы в мастерской месяцами находились в полутемном помещении, не выходя на свежий воздух, и поэтому были бледны, как привидения.

Как вы знаете, я был очень силен; поэтому легко справлялся с работой и чувствовал себя неплохо. Больше всего ободряло меня то, что работал я поденно, ничем не был связан с хозяином и, как свободный человек, мог в любое время уйти, куда глаза глядят. Я уже успел сговориться с одним корабельщиком, что на следующий день отплыву с ним в Сарды; он назначил большие деньги за перевозку, но я поклялся выплатить эти деньги ему в течение полугода по приезде. Казалось, свобода была близка.

Но, очевидно, судьба меня еще преследовала. Вернувшись в мастерскую, я неожиданно застал там брата моего афинского хозяина, пришедшего за железными цепями для рабов. Разумеется, я уже до того принял все меры, чтобы меня нельзя было узнать. Всю жизнь я носил длинные волосы и бороду; теперь я наголо побрился, выбрил даже брови и стал походить на молодого египтянина. Заметив брата хозяина, я быстро прошмыгнул в эргастерии, где работали рабы, но на мою беду он сразу же узнал меня.

Мой новый хозяин, кузнец, больше всего боялся, как бы его не сочли укрывателем беглых рабов, поэтому он и еще несколько рабов окружили эргастерии. Мне не удалось вырваться из их рук; меня связали и отвезли назад в Афины.

Прежний хозяин, вопреки ожиданиям, отнесся ко мне милостиво. Я получил только двадцать ударов истрихидой. Так назывался большой бич, в который были вплетены заостренные косточки. После этих ударов я несколько дней пролежал на земле, обливаясь кровью; раны в некоторых местах нагноились, но в общем я оправился и мог продолжать работу. Однако хозяин предупредил, что в случае нового побега он заклеймит меня и замучит до смерти.

Конечно, надсмотрщиком он меня уже не назначил. Я должен был носить тяжелые мешки с породой. От этого к вечеру спина ныла, горела и болела. Казалось бы, меня можно было только жалеть, но есть немало злых и завистливых людей. В числе рабов были такие, которые завидовали тому, что я не работал в шахтах и что хозяин наказал меня за побег сравнительно мягко. Один из них рассказал мне по секрету, что решил бежать, что ему поможет один из окрестных жителей и корабельщик. Он предложил мне и еще нескольким рабам бежать вместе с ним. Я обрадовался, но оказалось, что все это было только ловушкой. В том месте, куда я бежал по его указанию, подстерегала засада, посланная хозяином, и меня взяли голыми руками. Остальные рабы, к их счастью, не могли уйти из шахты и не явились.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное