Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица

– Мама, да что мне принести на стол для невестиных смотрин? – Василиса сняла ночной платок, и переменила исподнюю рубаху на кожаные порты, достав их из-под подушки. – Клубок пряжи с узлами, или ту подвязку, которую я ткала всю зиму? Там узор кривой, нитки перепутаны. Сама бы на неё не глядела, повешу на шею Снежной бабе. – Надев на носки кожаные поршни, протопала к двери. – Мне Девана обязательно должна помочь, я ведь, как и она, ещё девственница, в подарок ей принесу цыплёнка, она их любит.

Мать, не вставая, смотрела на Васю, улыбалась и не спорила.

– Делай, как знаешь, доча, я тебе верю больше, чем всем остальным.

На сборы у Василисы ушло мало времени, и скоро она уже стояла в сенях, полностью одетая для охоты. Стоя на крыльце, она поправила пояса подлучника и тула, надетые на короткий тулуп, и плотнее усадила нож в берестяные ножны.

На хвылыну заглянув в птичник, Василиса нащупала в темноте спящего цыплёнка, свернула ему голову на тонкой шее, и кинула в мешок.

Выйдя на задний двор, подошла к одной из берёз. Приподняв тяжелое ведро, в котором сока было только на донышке – ночью береза отдыхала, она отхлебнула, сколько могла. Поставив ведро под влажный сучок, погладила дерево.

– Спасибо, белоствольная.

* * *

Василиса шла в лес по снежной тропинке, по которой кроме неё никто не имел права ходить. Охотничья тропинка досталась ей от отца Богуслава. И она сама не злодействовала на чужих силках и ловушках. С особым чувством подошла к невысокому дубку, чуть выше её роста, сняла овчинные рукавицы и прислонила ладони к коре дерева, под которую несколько лет назад отец вживил первый выпавший её молочный зуб, для крепости остальных.

В лесу Вася чувствовала себя свободной от бытовой суеты деревни. Радовал свежий воздух без дыма печей, без пота многих десятков людей, без запаха скотины. Дом, он необходим, без него нет нормальной жизни, но как хорошо идти одной, без взглядов соседей. Пригревало солнце, и стал таять звонкий утренний морозец, сковавший с ночи снежный наст.

На токовиную поляну глухарей Вася зимой не ходила, и сегодня на тропинке туда лежал глубокий снег. Привязав к валенкам свои, особенно широкие снегоступы, Вася вытащила из мешка цыплёнка и вложила в ветки ближайшей сосны. Следующим летом такую сосну можно было рубить на стрелы – прямая и сучков мало.

– Возьми подношение богиня Дивана, ты ведь любишь цыплят. Помоги.

Шагах в десяти справа Василиса увидела полупрозрачную девушку в короткой кожанке, в меховых портах, с луком за спиной, с тулом на много стрел и с длинным ножом у пояса в берестяных ножнах. Коса высокой девушки была убрана под лисью шапку. Охотница кивнула Василисе и растаяла.

– Охота будет, – успокоилась Вася, и пошагала вглубь леса.

В самом конце осени на токовиной поляне Василиса поставила шалаш из елового лапника. Вкопала в землю десяток осиновых жердей и, как учил батя, связала лапник у вершины лозой. Шалаш сделала просторным, и он стал похож на зелёный стожок. Как-то зимой проходила мимо, а он всё зеленел, иголки при морозе не облетали, и на верхушке сидела серая глазастая неясыть[45], птица богини Деваны. И, точно, тогда охота была удачной – три зайца и десять белок. Половину закоптили, остальное ели всей семьёй целый месяц.

На поляне торчал из снега не только шалаш Василисы, а ещё пять, но сегодня они стояли пустыми. Парни и мужики вчера перепили и сегодня могли спугнуть не только птицу, но и раздражить тяжелым запахом проснувшегося хозяина леса – Кома-медведя.

Глухарям было всё равно. Сейчас, в месяце зимобора, ошалевшие от желания любить, они перебирались из лесной глуши на поляны с молодняком берёз и ёлок.

Тихо пройдя по скрытой под новым снегом тропинке, Василиса снова убедилась – будет сегодня удача. Над начинающимся перед поляной пролеском слышалось щёлканье петухов-глухарей, а на опушке она увидела начерченные крыльями следы и трёхкогтистые притопы птичьих заигрышей.

Сухое щёлканье глухарей затихло, пока она откапывала вход в шалаш, но, вскоре возобновилось и поляна заполнилась особым звуком, похожем на треск сухих веток. Больше всего старались старые петухи, рассевшиеся на десятке верхушек елей. Молодые пока молчали, но, завидев гуляющую по снегу курочку, как бы равнодушно клевавшую семена ёлок и сосен, срывались с дерева с оглушительным шумом крыльев, пугали курочек.

Стрелять в курочек ни в коем случае было нельзя, да и по сравнению с петухами они были мелковаты. Василиса, нацепив тетиву на лук, достала стрелу. Ей ещё возвращаться домой, да завтракать, да переодеваться. Поспешать нужно.

На поляне среди снега сверкали лужи, отражая синее небо в прозрачной воде. Успокоившись, глухари слетели с елей вниз и началось фуфыркание. Глухари важно ходили, показываясь во всей красе: белобрюхие, с круглыми необычайно большими хвостами, с набухшими от нетерпения красными бровями и длинным клювом. На горле каждой птицы трепетали длинные перья в такт их «песням». Серо-ржавые курочки выглядели невзрачно.