Читаем Древние цивилизации полностью

В Уруке выпуклые штампы были заменены цилиндрическими печатями. Печать представляла собой маленький каменный цилиндр, на котором в углубленном рельефе вырезалась какая-нибудь сценка. Цилиндр можно было прокатать по глине, получив отпечаток, повторяющийся снова и снова.

Таких цилиндрических печатей было много в последующей месопотамской истории, и они представляли собой не только средства для подписи, но и настоящие произведения искусства.

Еще одним стимулом для изобретения письменности была необходимость учета. Храмы были центральными складами зерна и других вещей, при них находились загоны для скота. Избыток продуктов расходовался на жертвы богам, на продовольствие в голодные годы, на военные нужды и т. д. Жрецы должны были знать, что они имели, что получали и что отдавали. Простейший способ учета – делать отметки, например зарубки на палочке.

С деревянными палочками у шумеров было плохо, но печати подсказывали, что можно использовать глину. Так стали делать отпечатки разного вида для единиц, для десятка, для шести десятков. Глиняную табличку, на которой содержались учетные данные, можно было обжечь и хранить как постоянную запись.

Чтобы показать, относится ли данное сочетание меток к скоту или к мерам ячменя, жрецы могли сделать на одной табличке грубое изображение головы быка, а на другой – изображение зерна или колоса. Определенная метка обозначала определенный объект. Так появились пиктограммы – «картиночное» письмо. Далее додумались до того, что абстрактные идеи можно выражать идеограммами («понятийным» письмом). Так, кружок с лучами мог представлять Солнце, но он мог обозначать и свет. Грубый рисунок рта мог означать просто рот, но мог и голод. Вместе со схематичным изображением колоса он означал еду.

Время шло, значки становились все более схематичными и все меньше напоминали то, что они первоначально изображали. Ради скорости писцы перешли к изготовлению значков путем вдавливания в мягкую глину острого инструмента так, что получалась узкая треугольная вмятина, похожая на клин. Письмо, которое стали составлять из этих меток, называется клинописью.

Египтяне, деревни которых усеивали берега реки Нил в Северо-Восточной Африке, в полутора тысячах километрах к западу от шумерских городов, вероятно, узнали о новой системе. Они позаимствовали идею, но кое в чем усовершенствовали ее. Египтяне использовали для письма папирус – листы, сделанные из волокон речного тростника, которые занимали намного меньше места и с которыми было намного легче работать. Писцы покрывали папирус символами, намного более изящными, чем грубая клинопись шумеров. Египетские символы вырезались на каменных монументах и рисовались на внутренних стенах гробниц. Они сохранились на виду, в то время как покрытые клинописью кирпичи оставались скрытыми под землей. Именно поэтому долго думали, что египтяне изобрели письменность первыми. Теперь эта честь возвращена шумерам.

С изобретением письменности учитывалось уже все – люди, скот, продукты, добыча охотников и рыбаков, площадь пахотной земли, количество семян, объем урожая, число орудий, наличие материалов – все, что давала щедро политая потом шумерских тружеников земля.

Но это неслыханное изобилие требовало и другого: прочных городских стен, умелого, стойкого войска. Ведь богатый урожай полей и кочующие с пастбища на пастбище стада нужно было защищать от постоянно возобновляющихся набегов степных и горных племен, от жителей соседних городов. С ними у шумеров часто бывали кровавые стычки из-за границ. В таких случаях ни право, ни справедливость не стоили ничего: спор решала грубая сила. Точнее говоря, отвага и лучшее вооружение.

У шумеров в изобилии было и то и другое. У них уже имелись даже военные повозки, правда, довольно неуклюжие, громоздкие, ведь вместо появившихся позднее легких колес на спицах они катились на массивных дисках, вместе с которыми крутилась и ось. В повозку запрягали четырех куланов. Воины были одеты в шлемы и кожаные панцири, вооружены копьями, дротиками, боевыми топорами. Возницы и легко– и тяжеловооруженные пешие воины действовали совместно и в обороне, и в нападении. Именно прекрасно организованной армии во многом обязан народ этой маленькой страны своим тысячелетним процветанием, тем, что мог расти и развиваться более или менее спокойно.

Научиться письму было нелегким делом. Шумеры придумывали отдельные символы для каждого основного слова, и придумали их 2 тысячи. Для запоминания это представляло серьезные трудности. У шумеров были школы, которые по ряду параметров далеко опередили школы греков, римлян, позднейшей Европы. Эти школы назывались домами табличек, потому что посещавшие их ученики писали на глиняных табличках, читали и учились по ним. Будущих писцов – детей дома табличек – учителя держали, очевидно, в строгости, так как на одной табличке, написанной по-шумерски, мы читаем такие жалобы:

Перейти на страницу:

Все книги серии Загадки истории

1905 год. Прелюдия катастрофы
1905 год. Прелюдия катастрофы

История революции 1905 года — лучшая прививка против модных нынче конспирологических теорий. Проще всего все случившееся тогда в России в очередной раз объявить результатом заговоров западных разведок и масонов. Но при ближайшем рассмотрении картина складывается совершенно иная. В России конца XIX — начала XX века власть плодила недовольных с каким-то патологическим упорством. Беспрерывно бунтовали рабочие и крестьяне; беспредельничали революционеры; разномастные террористы, черносотенцы и откровенные уголовники стремились любыми способами свергнуть царя. Ничего толкового для защиты монархии не смогли предпринять и многочисленные «истинно русские люди», а власть перед лицом этого великого потрясения оказалась совершенно беспомощной.В задачу этой книги не входит разбирательство, кто «хороший», а кто «плохой». Слишком уж всё было неоднозначно. Алексей Щербаков только пытается выяснить, могла ли эта революция не произойти и что стало бы с Россией в случае ее победы?

Алексей Юрьевич Щербаков , А. Щербаков , А. Щербаков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука