Древний Египет. Подъем и упадок

Однако на каждое золотое кольцо или пектораль, которые попали в северную столицу, приходился десяток тех, которые остались в самих Фивах, чтобы поддержать экономическую и политическую мощь правителей Юга. И Херихор (1069–1033), и его преемник Пинеджем I (1063–1033) чувствовали за собой достаточно сил, чтобы претендовать на царский титул и вступить в борьбу с правителями Таниса. И если Херихор постарался уклониться от прямого столкновения, ограничившись притязаниями на внутреннюю часть храма Ипет-Сут, то Пинеджем пошел дальше. В официальных надписях второго и третьего десятилетий его независимого царствования практически не упоминаются цари Таниса. Для своего захоронения в холмах Фив он использовал гробы из усыпальницы Тутмоса I, чтобы придать своим монархическим притязаниям долю великолепия XVIII династии.

Таким образом, монархия как институт выжила в конце эпохи Рамзесидов исключительно благодаря тому, что пожирала собственное прошлое.

Воля бога

Если богатства фараонов прежних времен и внешние атрибуты монархии можно было присваивать практически в открытую, то купить законность своих притязаний было не так уж просто. Вплоть до падения Нового царства на всех чужеземцев, в том числе и на ливийцев, египтяне по привычке смотрели с пренебрежением. Для цивилизованных жителей долины Нила эти косматые, одетые в перья уроженцы Сахары в лучшем случае были наемниками, в худшем — отвратительными варварами. Естественно, по прошествии пары-тройки десятилетий ливийцы едва ли могли ожидать, что их примут как законных правителей Египта, несмотря даже на то, что в их руках сосредоточилась вся власть.

Как и прежде, решение этой проблемы нашлось в ловком использовании религии. Совершенно не случайно храмы расположились в самом средоточии ливийской власти — и в Танисе, и в Фивах. В эпоху Нового царства религиозным центром монархии был величественный храм Ипет-Сут. Создав его копию в Танисе, Смендес и его наследники пытались получить божественную поддержку своей власти, поместив верховное божество во главе общества. На руку им сыграло и то, что они объявили свою политику продолжением провозглашенной Рамзесом XI «эры возрождения», якобы возвращая Египет в изначальное состояние, когда им на заре времен правили боги. Но на практике имел место решительный разрыв с традициями управления времен Нового царства. Отныне верховная власть исходила непосредственно от Амона-Ра. Имя Амона высекали на стенах храмов, записывали на папирусы, окружая царским картушем. Один из документов называет Амона-Ра «Владыкой Обеих Земель, царем богов, повелителем небес, земли, вод и гор»[308]

. На храмовых рельефах Амон-Ра иногда изображается на месте фараона, вознося молитвы самому себе и другим божествам; к нему часто обращались как к истинному царю Египта. Ненадолго сменивший Смендеса Аменемнису пошел еще дальше, приняв имя, означающее «Амон есть царь». Подобное заявление было неслыханным.

Если бог был земным владыкой, то сам царь фактически низводился до роли его «первого слуги». В Танисе Псусеннес I в качестве одного из своих царских имен официально принял титул верховного жреца Амона и даже внес его в картуш как вариант тронного имени. Его брат Менхеперра (1033–990 годы до н. э.) также был первосвященником Амона, хотя источником его власти была не курильница, а меч. Теократическая форма правления решала одновременно две проблемы. Во-первых, она позволяла теологически обосновать наличие более чем одного смертного правителя одновременно, поскольку истинным царем все равно был Амон. Во-вторых, коренное население стало более лояльно относиться к чужеземным властителям, особенно в Фивах и Верхнем Египте, где в основном проживали богобоязненные египтяне.

На самом деле теократия была не более чем ширмой, за которой скрывалось неприглядное состояние расколотой монархии. Тем не менее сохранить эту фикцию было жизненно важно, для чего фараоны активно прибегали к услугам оракулов. И в Танисе, и в Фивах Амон, как и всякий смертный правитель, издавал указы и принимал посетителей на «аудиенциях». На юге эта тенденция достигла кульминации после учреждения регулярной церемонии под названием «Великолепное празднество Божественной аудиенции», на которой оракул Амона высказывался по различным государственным делам. Нет оснований сомневаться, что жречество, из среды которого выходили толкователи божественных знамений, немало выиграло от смены формы правления. Окруженные несметными богатствами в Ипет-Суте, они служили небесному владыке, не забывая о собственной выгоде.

Сильнее всего стремление жречества служить и Амону, и золотому тельцу проявилось в годы первосвященства Пинеджема II (985–960), когда между двумя жреческими партиями в Ипет-Суте — «божьими слугами» и «чистыми», — вспыхнула ожесточенная борьба за доступ к храмовым доходам.