Будучи главными, «божьи слуги» ревниво охраняли привилегию доступа к святая святых — внутреннему святилищу, которое было недоступно простым смертным. Благодаря этой привилегии жрецы получали доступ к приношениям прихожан — еде, питью и прочим полезным вещам, которые подносились верующими к статуе Амона во время ежедневной службы. Как только бог «насыщался» подношениями, «божьи слуги», по заведенному порядку, распределяли приношения между собой.
«Чистых» же во внутреннее святилище не допускали: они играли роль слуг во внешней части храма. Одной из их обязанностей было проносить священную барку Амона во время празднеств по внутреннему храму и по улицам Фив. В прежние времена на это обстоятельство никто не обратил бы внимания. Но теперь, когда выросло влияние жрецов-оракулов, малейшему наклону барки во время шествий по улицам придавалось большое значение. Резкий толчок или наклон — все это могло быть истолковано как указание на божественную волю со всеми вытекающими из этого последствиями как для жречества, так и для Фиванского царства и всего Египта в целом. Занимающие скромное положение носильщики барки понимали, что судьба всей страны, в буквальном смысле этого слова, покоилась на их плечах, и они не упускали возможности обратить судьбоносную важность профессии в свою пользу. Их стремление получить весомую часть доходов привело к открытой конфронтации с «божьими слугами». Так новая политическая реальность посягнула на древние привилегии.
Богатства жрецов Амона, особенно в Фивах, были столь велики, что правящая ливийская элита использовала все имеющиеся в ее распоряжении возможности, чтобы завладеть прибыльными храмовыми должностями. Особо важную роль в укреплении экономического и политического влияния того или иного семейства играли жены и дочери, которые занимали высокие должности в жреческой иерархии. В течение всего нескольких поколений титул «супруги бога Амона» достиг таких высот могущества, что затмил даже высшее жречество.
Однако несмотря на то, что после Рамзесидов цари Фив считались верховными жрецами Амона и претендовали на право нести подданным его божественную волю, реальным источником их власти была прямая сила. Херихор и его преемники были достаточно опытными управленцами, чтобы понимать, что принуждение является наиболее эффективным инструментом власти. Поэтому с первых же дней они приступили к установлению военной диктатуры, которая основывалась на угнетении. С этой целью они создали сеть укрепленных лагерей по всему Верхнему Египту. Отправными точками этой сети были пять фортов, построенных в северной части долины Нила. По иронии судьбы, это были те форты, которые Рамзесиды возвели для защиты от ливийцев. Но к концу царствования Рамзеса XI они уже были в руках ливийцев и использовались ими в качестве плацдарма для установления контроля над всей страной. Эти крепости позволяли захватчикам контролировать движение по Нилу, а также быстро и беспощадно подавлять любое сопротивление местного населения. Поэтому нет ничего удивительного, что захват власти ливийскими генералами сразу же после смерти последнего венценосца XX династии не встретил какого-либо протеста.
Самой крупной из этих крепостей была Тауэджай (современная Эль-Гиба), которая располагалась на восточном берегу Нила, к югу от оазиса Файюм. Здесь проходила северная граница Фиванского царства и располагалась резиденция главнокомандующего армией, он же верховный жрец. Примечательно, что со времен Пианхи правящие Фивами генералы посещали город только в торжественные дни и по праздникам, предпочитая пребывание в своей укрепленной твердыне жизни в роскошном дворце в окружении горожан. Они, несомненно, понимали всю глубину своей непопулярности среди коренного населения Юга.
Стоило, однако, власти ослабнуть, как едва сдерживаемое недовольство египтян прорвалось наружу. Когда Пинеджем I (1070–1032) стал царем Юга (1054), он назначил своего старшего сына Масахарту преемником на посту верховного жреца Амона. Тот факт, что жречество Амона возглавил человек с ливийским именем, должен был возмутить многих египтян — но они вынужденно смирились. Однако в 1044 году Масахарта скоропостижно скончался, и первосвященником был назначен его младший брат, Джедхонсуиефанх. Фиванцы, воспользовавшись этими обстоятельствами, подняли восстание. Пребывание нового начальника на этом посту оказалось самым коротким в истории Египта. Вероятно, самым скептически настроенным гражданам быстрое падение Джедхонсуиефанха доказывало всю несостоятельность оракулов: вопреки имени, которое означало «Хонсу сказал: он будет жить», судьбу его решило простое человеческое вмешательство.
Казалось, еще чуть-чуть, и Верхний Египет вновь обретет независимость. Но Пинеджем не собирался сдаваться без боя. В Тауэджае, далеко от опасности, он тут же провозглашает верховным жрецом своего третьего сына Менхеперра и посылает его на юг, «преисполненного храбростью и решительностью, усмирить страну и покорить недругов»[309]
.