Древний инстинкт

Самолет взлетел, прошел час, и она достала с верхней полки плоский чемоданчик – ноутбук, раскрыла его и просмотрела почту. Как ни странно, свидетели ее трагедии, ее подруги по несчастью, вместо того, чтобы одним лишь напоминанием о себе испортить ей настроение, всегда поднимали его. Вот и сейчас пришло письмо: «Привет, дорогая! Думаю, ты уже в полете. Ну и правильно, нечего киснуть в клинике. Русаков, конечно, душка, с ним так приятно и мило беседовать, но все равно он в Москве, а Москва тебе сейчас противопоказана. Я понимаю, столько всего уже сказано, столько высказано мнений, но меня до сих пор не покидает чувство, словно нас всех разыграли… Страшно разыграли. И женщину эту, которая, как оказалось, вообще ни при чем, испугали до полусмерти. Между прочим, мы с ней изредка перезваниваемся, она на самом деле очень славная и добрая. Я не собираюсь просить у нее прощения, но где-то внутри себя, в самой глубине, на самом дне своей ожившей души (извини за высокий слог, я раньше никогда не писала писем) я чувствую свою вину, ведь она-то оказалась крайней. Вот бы узнать имя той стервы, что позвонила следователю и сообщила об этих книгах… Думаю, ее-то и надо искать.

Послушай, не хочу портить тебе настроение, но и не рассказать не могу – я видела их… Видела, и мне показалось, что он несчастлив. Думаю, он по-прежнему любит только тебя. Жаль, что ты у нас такая мягкая и не могла в свое время встретиться с ней – лицом к лицу – и все выяснить. Неужели она обманывала тебя с самого начала? Знаешь, я набралась храбрости и встретилась с этим режиссером…»

Глава 2

2 июня

Она пришла однажды вечером. Шел дождь, девушка, стоящая на пороге, вся вымокла и была похожа на нахохлившегося воробья. И вместе с тем в ее глазах читались такая боль, такое отчаяние, что вот так просто захлопнуть перед ее лицом дверь или тем более нагрубить ей было невозможно. Надо быть зверем, чтобы причинить ей еще боль, или недочеловеком, чтобы не понять, что с ней случилась беда. Она была прилично одета, а потому не походила на тех попрошаек, что слоняются время от времени по подъездам в надежде разжалобить жильцов и раскрутить их на червонец-другой. Все в ней говорило, что сделана она из тонкого и потому рвущегося от малейшего прикосновения материала. Именно таким людям и достается шишек в этой жизни больше всего… Так, во всяком случае, подумала Лена, когда впервые увидела на пороге своей квартиры Ольгу.

– Что-нибудь случилось? – спросила Лена, соображая, не опасно ли впускать в дом незнакомку. – Вам позвонить или вызвать «Скорую»?

– Нет, мне не нужно никуда звонить, да и «Скорая» мне не нужна. У меня к вам просьба. Понимаю, что вам она покажется очень странной, но я сейчас нахожусь в таком состоянии, что вряд ли смогу адекватно воспринимать все, что происходит со мной, да и вокруг… Я звонила вашим соседям, но мне не открыли, да и расположение окон у них не совсем такое, как мне хотелось бы… Вы не подумайте, я не сумасшедшая, да и деньги у меня есть, чтобы осуществить задуманное. Осталось только получить ваше согласие, и все…

У нее зуб на зуб не попадал, мокрый розовый подбородок трясся. Огромные зеленые глаза смотрели куда-то в пространство, мимо Лены.

– Входите, – пригласила ее Лена и взяла за руку, которая оказалась ледяной. – Ну же!

Она вошла, буквально содрогаясь всем телом, Лена едва сдержалась, чтобы не опустить ей на дергающиеся плечи руки, чтобы как-то успокоить их.

– Да что, наконец, случилось?