Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Любой из чжухоу, во всяком случае в пределах Чжунго, это хорошо сознавал, доказательством чего может служить как беспрекословное повиновение приказам и вана, и гегемона (причем гегемона чаще, ибо именно он руководил делами Поднебесной), так и выплата всеми чжухоу полагавшихся от них взносов на общие затраты, связанные с делами Поднебесной, в казну реально управлявшего этими делами, т. е. гегемона. Можно было поторговаться, как это делал чжэнский Цзы Чань, относительно суммы взноса, но сам факт выплаты был вне споров: именно гегемону-ба платили свои взносы — если угодно, дань — все остальные чжухоу, признававшие свою зависимость от него. На этот счет ни у кого не было ни сомнений, ни колебаний. Что же касается вана, то ему, насколько это можно понять из источников, ни налогов, ни дани или иных материально ощутимых взносов никто не обязан был приносить.

Другое дело — сакральные права и привилегии, будь то инвеститура или подношения для торжественных ритуалов, имевших всеобщее значение, в первую очередь для жертвоприношений в честь Неба. Это было делом святым, и в свое время даже чуский ван в ответ на упреки Гуань Чжуна обещал исправиться и прислать все, что требует от него чжоуский ван, — при всем том, что он сам именовал себя не иначе как ваном. Аналогичным образом обстояло дело с подарками и приношениями в связи с церемониальными визитами по случаю брака или похорон. Однако здесь нормы уже явно не соблюдались столь свято, как в первом случае. Быть может, именно поэтому Цзин-ван столь ревниво следил за тем, кто и сколько привез ему вместе с соболезнованиями по случаю смерти его жены, в связи с чем цзиньский Шу Сян и высказал в его адрес свое порицание. Словом, за ваном оставались церемониальная сфера жизни и связанные именно с ней подарки и подношения, тогда как гегемон получал реальную и достаточно весомую дань (недаром Цзы Чань умолял о ее уменьшении), что вполне соответствовало его статусу и функциям.

Таким образом, гегемон был пусть и нелегитимным, но, как и ван, безусловно признававшимся практически всеми правителями-чжухоу сюзереном. Даже если не все чжухоу

с этим легко соглашались, а некоторые из них порой готовы были бросить вызов гегемону, это не меняло дела, как, впрочем, не меняло его и то, что некоторые могущественные царства вне Чжунго, прежде всего Чу, временами выступали против гегемона и даже ставили под сомнение право вана на высший суверенитет в Поднебесной. Проблема ведь не в том, оспаривался статус гегемона еще кем-либо или нет. Важно, что сам по себе этот статус своего рода хранителя высшей власти был общепризнанным и жизненно необходимым. Чжухоу отлично сознавали, что кто-то должен взять на себя функции управителя делами и что отправление этих функций стоит немалых затрат, которые каждый из них в соответствии с его возможностями и соотносительной значимостью обязан погашать. Потому нет ничего удивительного в том, что казной Поднебесной считалась казна гегемона, а не чжоуского вана.

Однако между ваном и гегемоном всегда была ощутимая разница, которая сохранялась даже в моменты наивысшего могущества первых двух выдающихся гегемонов-ба, а со временем, несмотря на прогрессирующий упадок реальной власти вана, становилась даже более весомой. Конец периода Чуньцю ознаменовался явственной тенденцией к дефеодализации, а знаменем этого процесса был чжоуский ван, признанный наследник высшей мудрости древних правителей, легенды о которых все шире распространялись по Поднебесной, но никак не гегемон. Этому, безусловно, способствовало и то немаловажное обстоятельство, что после первых двух выдающихся гегемонов остальные уже не были столь заметными фигурами, а сам статус гегемона закреплялся не за личностью правителя, а за могущественным царством, т. е. за Цзинь^[112]

. В то же время в пределах Чжунго чжоуский ван твердо сохранял свой высший и непререкаемый статус обожествленного сына Неба^[113].

Таким образом, в период Чуньцю на высшем уровне власти вассально-сюзеренные связи были четко установлены и всерьез никем уже, во всяком случае в пределах Чжунго, более не оспаривались. На вершине пирамиды власти находились, занимая каждый свою нишу, ван и гегемон-ба, а ниже их, на второй ступени иерархической лестницы, находились владетельные князья-чжухоу. Чжухоу

было не так уж много. В текстах их можно встретить едва ли более трех-четырех десятков (если не считать племенные протогосударства варваров из числа жунов, ди либо и). Если оставить в стороне варварские протогосударства, то все остальные — хотя они и заметно различались в зависимости от размеров и политической значимости их владений — считались как бы стоящими рядом друг с другом (Лe-го)^[114]. Впрочем, это не значит, что они в действительности все были одинаковыми по своему статусу. Напротив, и формально, и по существу они не были в равном положении.