Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

Нечто подобное было и в других правящих домах Чжунго, где правителю его приближенные часто не оказывали должного уважения, порой лишали трона, а то и жизни. Не было должного пиетета и в официальных взаимоотношениях. Хотя формально правитель царства был сувереном, а окружавшие его аристократы — вассалами, на деле многие из вассалов, высоко ценя собственное достоинство, вели себя с правителем без особого почтения и в случае конфликта или обиды подчас жестоко мстили. И для этого были объективные причины. Сохраняя из поколения в поколение свои уделы-кланы, со временем усиливавшиеся, многие высокопоставленные аристократы чувствовали себя равными или почти равными правителю, особенно слабому.

Процесс дефеодализации на рубеже Чуньцю-Чжаньго привел к тому, что положение в этом смысле резко изменилось. Старые правящие дома с их все более слабевшими правителями один за другим сходили с исторической сцены. Из семи сильнейших в Чжаньго остались лишь три царства — Цинь, Чу и северное Янь. Про историю последнего в период Чуньцю известно очень мало [Сыма Цянь, гл. 34; Вяткин, т. V, с. 84–86], хотя есть основания полагать, что в ней было немало сходства с развитием в полуварварских Цинь и Чу. Что же касается правящих домов в сильных царствах Чжунго, то ни один из них в период Чжаньго, как о том уже шла речь в предыдущей главе, не уцелел. На смену могущественному дому Цзинь пришло три новых (Вэй, Чжао и Хань), а в Ци власть перешла к дому Тянь^[127]

.

Правда, наряду с семью сильнейшими в Чжаньго продолжали существовать несколько слабых государств, таких, как Лу, Сун, Чжэн или домен Чжоу. Но ни одно из них, включая и домен, серьезного значения в политической жизни уже не играло. Похоже, что семеро сильных ценили их древность и относились к ним как к некоему безвредному раритету, который до поры до времени может существовать, никому не мешая. Возможно, определенную роль сыграли в этом Конфуций и конфуцианские традиции, распространявшиеся, как о том будет идти речь в следующей главе, достаточно энергично по всей Поднебесной и вызывавшие к себе со стороны большинства определенное уважение. И конфуцианство, и включенное в рамки этой доктрины учение о великих мудрецах прошлого (Яо, Шуне и Юе) и существовавших при них порядках как бы сдерживали голую силу тех, кто выяснял отношения друг с другом в период Чжаньго, заставляя с уважением относиться к малым государствам, которые более других были причастны к упомянутой доктрине (в первую очередь Сун и Лу, не говоря уже о домене).

Перемены в соотношении сил чжоуских государств и в роли их правителей были тесно связаны с радикальными изменениями, которые произошли в положении аристократической владетельной знати. В трех из семи сильнейших (Цинь, Чу, Янь) ее, видимо, почти не было или статус ее был невысок еще до Чжаньго (на примере Чу можно было видеть, как аристократы становились не столько всевластными цинами, хотя случалось и такое, сколько правителями сяней с достаточно ограниченными возможностями^[128]). Что же касается сильнейших из Чжунго, то трое из них (Вэй, Чжао и Хань), которые еще недавно сами были уделами-кланами, владетельной аристократии иных кланов практически не имели вовсе. В качестве служащих у них (как то было и во влиятельных кланах царства Лy) еще в период Чуньцю использовались обычно аутсайдеры, носившие иные имена. Что же касается Ци, то там все прежде могущественные кланы, начиная с древних Го и Гао, были ликвидированы домом Тянь еще в середине V в. до н. э. [Hsu Cho-yun, 1965, с. 83–84].

На смену всем знатным аристократическим домам пришли ши

, в состав которых, как говорилось, входили потомки исчезнувшей владетельной знати, представители низших слоев чжоуской аристократии и выходцы из числа способных простолюдинов. Количество таких ши уже на рубеже Чуньцю-Чжаньго и тем более в период Чжаньго сильно возросло. И успешно воевавшие офицеры, и делавшие карьеру чиновники, и получившие хорошее образование знатоки древности, и обычные мастера своего дела, и тем более те из них, кто имел отношение к искусству администрации, и, наконец, умные и способные мыслители — все они были по статусу ши и каждый из них рано или поздно, но в какой-то форме был востребован эпохой. Некоторые из ши в знак особых заслуг или внимания со стороны правителей обретали статус дафу. Но эти дафу уже не были теми, кем были аристократы-дафу

в недавнем прошлом. Они не были рыцарями, воинами на колесницах. Они были просто чиновниками, чей ранг подчеркнуто выделял их из числа многочисленных прочих ши. По сути они были своего рода «старшими» ши.