Древо Тьмы

Лукас спокойно выдерживает мой взгляд.

— Я хочу, чтобы мы остались супругами везде, где бы ни были.

— Нет, я о другом… если мы доберёмся до земель Ной, — сбивчиво объясняю я, — я хочу, чтобы ты остался связан со мной так же, как я связана с тобой.

— Эллорен, наше обручение невозможно разорвать. Это навсегда. А после сегодняшней ночи обретёт силу и заклинание скрепления брака.

— Нет, это я не могу ничего разорвать, — отчаянно выпаливаю я. — Потому что я женщина. А ты можешь проводить время с другими. У тебя есть на это право и возможность.

Лукас понимающе прищуривается.

— Я буду только с тобой, — твёрдо произносит он. — Мне нужна только ты.

В его словах столько непреклонной уверенности и спокойствия, что во мне будто развязывается тугой узел. Я киваю, не отрывая глаз от Лукаса, — мы понимаем друг друга.

— Садись, отдохни, — предлагает он. — Всё будет хорошо. И совсем не так, как говорила твоя тётя. Я не коснусь тебя против твоей воли.

— Когда нужно, ты бываешь очень агрессивным, — хмуро замечаю я.

— Верно, — кивает Лукас, открывая шкафчик на нижней полке книжного шкафа. Он берёт в руки два бокала из дымчатого стекла и штопор, чтобы открыть бутылку вина. — Однако в личных отношениях я бы не стал никого ни к чему принуждать. Никогда.

Я молча киваю и с глубоким вздохом усаживаюсь на край кровати лицом к Лукасу, поглаживаю гладкую вышивку — ветвь дерева на покрывале. Признаю, я немного успокоилась, но всё же внешние угрозы никуда не исчезли, и я по-прежнему напряжена, будто готова сбежать в любую минуту. Сколько я ни слушаю Лукаса, всё равно побаиваюсь ближайших часов с ним наедине.

Лукас опускает бокалы и штопор на небольшой столик и слегка хмурится.

— Эллорен, — с бесконечным терпением произносит он, — я понимаю, что наше положение далеко от идеального. Я и сам не раз это признавал. Всё произошло слишком быстро, я бы предпочёл поухаживать за тобой по-настоящему, как принято.

Сдвинув брови, я опять молча киваю. Как непросто даётся мне этот вечер, и все эти гарднерийские традиции, так нагло регулирующие личную жизнь и выбор.

— Мне не нравятся шутки об этом, — в приливе откровенности выпаливаю я, обводя неопределённым жестом кровать и спальню. — Все эти шуточки о твоём «натиске боевого мага» и постоянное «сангре-лин»!

Меня до сих пор трясёт, как вспомню наглые ухмылки поздравителей, и очень хочется навсегда отменить бессмысленные традиции, которые выдуманы лишь для того, чтобы отнимать у меня волю.

Лукас серьёзно и понимающе кивает. Он подходит ко мне и нежно гладит меня по плечу, очерчивая его контуры большим пальцем.

— Шутят обо мне, но я совершенно не представляю своей роли в этой шутке, — недовольно продолжаю я. Наконец-то можно выговориться! Бросив ещё один мрачный взгляд на постель, я объясняю: — Мне ничего об этом не известно, и так сделали намеренно, потому что я женщина, и… так нечестно.

Я вдруг понимаю, что делюсь с Лукасом сокровенными мыслями. Кажется, такая неожиданная честность его удивляет, однако он не отшатывается от меня в страхе или отвращении. А я злюсь, меня охватывает настоящая неподдельная злость — будто дрожь, ответ на все непростительно несправедливые по отношению к женщинам традиции и обряды.

— Эллорен, — мягко говорит Лукас, взяв меня за руки и притягивая к себе. Его голос звучит искренне и сочувственно. — Это наше общее дело. И эта ночь — тоже наша. Здесь нет места глупым шуткам. По крайней мере для меня.

Я с отвращением кривлю губы.

— А завтра тебя спросят, увенчался ли «боевой натиск» победой, и опять станут нагло ухмыляться, поглядывая на меня?

— Однажды ты непременно ударишь всех любопытных нахалов своей боевой магией, и они подавятся собственными прибаутками, охваченные пламенем.

Не в силах сдержаться, я отвечаю Лукасу хитрым взглядом. Какой великолепный воинственный комплимент! И как здорово он меня, оказывается, понимает. И не считает мои слова «всякими глупостями».

— Ты совершенно прав, Лукас. Сегодня ты прав во всём.

— Вот и хорошо, потому что я вовсе не шучу, — со смехом отвечает он и наклоняется, чтобы погладить меня по щеке.

Только что я дрожала от злости, и вот от нежного прикосновения уже успокаиваюсь и дышу ровнее. Кивнув в сторону бутылок на столике, я спрашиваю, кое-что припомнив:

— Так ты… принёс вино? — И сама же отвечаю. — Очень хорошо.

Лукас улыбается и выпускает мою руку.

— Мне кажется, тебе понравятся эти напитки.

Я с интересом слежу за каждым его движением: Лукас выбирает одну из бутылок, берёт штопор и с заговорщическим видом принимается вкручивать штопор в пробку.

— Вина с лесными ароматами, — сообщает он.

Пробка с тихим щелчком вылетает из бутылки, и я иронично приподнимаю брови.

— Надеюсь, они достаточно крепкие.

— Вовсе нет, — качает головой Лукас, возвращая открытую бутылку на столик. — Нам завтра потребуются трезвые головы. Опьянеть мы от этих вин не опьянеем, скорее, слегка расслабимся. После них остаётся особенное древесное послевкусие. Сама поймёшь.

— Тогда… ладно, — неуверенно пожимаю я плечами. Тем временем пробка вылетает уже из второй бутылки. — Лукас… я ужасно нервничаю.