– Партию эту какого-то черта задумал. Ну на кой она тебе? Думаешь, я не знаю,
Дронов прицелился и выстрелил в мишень. Вороны с воплями разлетелись кто куда. Он, конечно же, попал в десятку.
– А зачем мне здесь рай? Я хочу попасть в рай
Тимохин встал с пыльной лавки, облепленной сеткой ушлого паучка, и вышел из беседки.
– Нету, Юрик, никакого там рая. И ада нет.
– И бога нет?
Тимохин подошел к Дронову и положил ему руку на плечо. Она оказалась тяжелой и очень холодной.
– Ну какой бы бог позволил таким, как мы, родиться на этой планете?
Дронов перезарядил ружье и протянул Тимохину. Тот устало отмахнулся.
– Закопаем твою Олю – делов-то! Про нее никто и не вспомнит.
– Вспомнят. Рита вспомнит.
Григорий Александрович закивал и погладил идеально выбритый подбородок.
– Ритка твоя – умница. Не хочется портить девке жизнь из-за гнилого яблока. Так что делать-то будешь?
Дронов посмотрел на макушки многовековых сосен. Они бесшумно качались на ветру, окрашенные в яркие краски ласкового солнца. Затем бросил взгляд на часы, которые носил на правой руке. Отвечать на вопрос Григория Александровича он не собирался. Это уже не его дело. Тимохин вновь тронул плечо Дронова и так же молча направился к огромному черному джипу, в котором шефа покорно дожидались Лева и Сева.
Дронов проводил уставшим взглядом отъезжающий автомобиль и выдохнул. В лесу тревожно заверещали какие-то птицы. Не было ни ветринки. Но он чувствовал спиной арктический холод, словно само дыхание смерти заставляет волосы на затылке шевелиться.
– Ну здравствуй… дочь, – тихо проговорил Дронов, не оборачиваясь.
– Про тамбовского волка знаешь поговорку? Вот я тебе некто подобный, а не дочь.
Оля дождалась, когда Дронов соизволит повернуться. Его лицо было серым и ничего не выражающим. Казалось, на шее висит огромный валун, а мужчина изо всех сил пытается сохранять прямую крепкую осанку.
– Я понимаю, – начал он, сглотнув слюну и слегка освежив пересохшее горло. – Тебе беседы по душам уже не нужны. Да и мне тоже. Я все свои ошибки сознаю.
Оля громко и неестественно засмеялась. Дронов содрогнулся. Он много раз видел подобные сцены из сериалов про людей-монстров, но никогда не думал, что станет участником подобной.
– Люди – странные существа. Осознаю́т свои ошибки, когда уже от жизни остается одно пепелище. Знаешь, сколько у меня таких клиентов? И все корни, конечно же, в детстве. Только узнать это – полная ерунда. Главное – найти ключ, который бы решил все проблемы. Что толку, что ты, мой папашка, ублюдок? Тут ведь надо понять, как жить с кучей говна, которую вы с мамкой утрамбовали вот тут?!
Оля ткнула себя пальцем в область солнечного сплетения. Дронов больше всего на свете не хотел сейчас проходить никакой сеанс психотерапии. Ему нужно было точно знать, что Оля не убьет Риту, не покалечит ее и не сделает ее жизнь адом. Это было самым главным. Но в подобной ситуации лишь два выхода. Договориться с обезумевшим чудовищем или…
– Ты виски пьешь? – спокойно спросил Дронов.
Оля молча пожала плечами.
– Пошли.
В двухстах метрах от беседки стоял вполне приличный сарай. Он был похож на летнюю кухню, здесь стояла буржуйка и дубовый стол, на котором когда-то кто-то выцарапал неприличные слова. Из всего этого интерьера выбивалась огромная холодильная камера с одной дверью. Дронов открыл ее и вытащил ящик, в котором ровненько стояли, будто оловянные солдатики, бутылки дорогого шотландского виски. Он постепенно наполнял камеру спиртным, словно это был какой-то своеобразный способ оградить себя от ужасной реальности. Никаких бокалов Оля не заметила, а Дронов и не пытался их найти. Он открыл одну бутылку, прямо из горла сделал несколько глотков и протянул ее Оле.
– А с чего ты решил, что я присосусь к этой бутылке после того, как ты туда впустил свои слюни поганые?
Дронов пару секунд продержал бутылку в протянутой руке и затем опустил ее.
– Слушай. Я вижу, не клеится у нас беседа. И не склеится, похоже. Но я могу тебя попросить? Не ради себя. Меня можешь убить хоть сейчас, но сестру свою…
Оля наигранно подняла брови и сделала жалостливое лицо.
– Ты решил, что я тебя убью?
Дронов не знал, что ответить. Конечно же, он не хотел умирать, но если бы был выбор между его жизнью и жизнью Ритки, он не задумываясь выбрал бы жизнь дочери.
– Ладно. Уговорил. Только поройся в камере своей, может, найдешь закуску.