– Анна Ивановна, – запыхавшаяся санитарка догнала шедшую по больничному коридору старшую медсестру ожогового отделения городской клинической больницы №41 города Екатеринбурга.
– Что, Марина?
– Анна Ивановна! Вас, Главная, искала. В процедурной.
– Я только оттуда. Видимо мы разминулись. Что она сказала?
– Ничего. Но злая! Жуть!
– Спасибо Марина. Если увидишь её передай, что я в перевязочной.
– Хорошо, Анна Ивановна.
Интересно, что за срочность, – подумала девушка, продолжая свой маршрут по коридору отделения. В кармане затренькал мобильник.
– Да, я слушаю.
Гудки. – Странно, – вновь подумала Анна, изучая неизвестный номер, начинавшийся почему-то с трёх нулей. Хмыкнув, она убрала телефон в карман своего халата и направилась дальше. У перевязочной её уже ждали.
– Анечка! – расплылся в улыбке Афанасий Петрович, бывший учитель, а ныне пенсионер на заслуженном отдыхе. – А я Вас заждался.
– Афанасий Петрович, но Вам ещё с утра было назначено.
– Нет, нет, нет, – пенсионер отрицательно замотал головой, имевшей жалкие остатки когда-то былой шевелюры. – Я только к Вам, милая Анна Ивановна. Только Вы, своими нежными ручками не делаете мне больно. Ваша коллега, как бы помягче выразиться, слишком груба.
Он сделал театральный жест отчаяния, произнеся последнюю фразу практически шепотом.
– Ну, что с Вами делать, проходите, – смилостивилась медсестра.
– Грасиэ джентиле, мио каро, – пропел старичок, хватая и целуя руку девушки.
– Афанасий Петрович! Прекратите!
– Ах, Анечка, где мои тридцать пять! Ох, я бы за Вами поволочился!
Девушка рассмеялась.
– Отлично всё заживает.
– Только благодаря Вашим драгоценным и несравненным ручкам, милая Анечка. Мне кажется, Вы просто снимаете боль одним прикосновением. Нет! Просто сочувствием! Нет! Своей красотой!
– Вы меня смущаете, Афанасий Петрович.
– Ну, что Вы Анечка! Если бы не… Признание престарелого ловеласа прервал шум открывшейся двери. В комнату вошла дородная женщина в зелёном медицинском костюме. Крупный мясистый нос и нездоровый румянец на обвислых щеках делали её лицо неприятным. Маленькие поросячьи глазки зло уставились на присутствующих. – Соловьёва, – произнесла она визгливым, противным голосом. – Зайдёшь ко мне!
– Хорошо, – не отрываясь от работы, произнесла Анна.
Скривив губы, Главная покинула перевязочную.
– Она Вас недолюбливает Анечка, – заметил пенсионер.
– Не то, чтобы недолюбливает, Афанасий Петрович. Терпеть не может.
– Как же, так, – запричитал старик. – Как же, так.
– Алевтина Вениаминовна. Вы меня звали.
Анна вошла в кабинет главной медсестры без стука, считая это действие, в рабочий момент, излишним. Та сидела за столом и что-то писала.
Взяв свои эмоции под контроль, девушка терпеливо ждала. Наконец, Главная отложила ручку и соизволила взглянуть на вошедшую.
– Садись. Разговор будет серьёзный.
Анна послушно села.
– Ко мне приходили оттуда, – она странно повела глазами. – Спрашивали о тебе. Вопросы задавали.
– Откуда, оттуда?
– Чё, дуру корчишь, – зло бросила Главная. – Всё ты понимаешь. Я тебя предупреждаю. Если, что серьёзное, вылетишь из отделения, как пробка. Поняла?
– Поняла.
– Давай, иди, работай.
Анна, плотно закрыв за собой дверь, вышла из кабинета. Не сказать, чтобы она расстроилась. Но, что-то в последнее время, Главная лютует. Постоянно придирается, грубит. Анна вспомнила, как год назад пришла сюда устраиваться на работу. Тогда Алевтина была совсем другой. Доброй, отзывчивой. Почему люди так меняются? – думала она. Какие обстоятельства заставляют их менять отношение к коллегам, друзьям и вообще к миру. Почему они не становятся добрее, чище, а наоборот озлобляются и начинают ненавидеть всех и вся.
Сама Анна, сколько себя помнит, мечтала помогать людям. Видимо поэтому связала свою жизнь с медициной. С детства она жалела всех котят и щенят, а её любимой игрой была игра в доктора и больницу. Афанасий Петрович был прав. У неё действительно есть какой-то дар. Любая рана, к которой она прикасается, заживает намного быстрее. Это замечали многие.
Работая в ожоговом отделении, Анна насмотрелась на такое, что не каждый смог бы выдержать. Но до сих пор сохранила в себе сочувствие к чужим страданиям, и часто плакала из жалости к пациентам. Её коллега и подруга Катька, после таких, как она называла «концертов», высказывалась:
– Ань, тебя на всех не хватит! Ты же просто сгоришь. Лучше личной жизнью займись. А то, так и помрёшь старой девой. Но Анна ничего не могла с собой поделать. Работа забирала всё её время и все мысли.