Другая жизнь

    - Ваше высочество, - служанка увидела, что дочь короля была в глубокой задумчивости и нехотя вышла из неё, - простите за беспокойство, но стол в вашей столовой накрыт. Ваши фрейлины ждут вас и не начинают трапезу, что прикажете делать?

    - Ничего, Яна, я уже иду. Спасибо, что напомнили мне о времени.

      Беллона поднялась и, опустошённая, направилась туда, где её ждали. Что за радость быть принцессой? Эти стены замка…они как прутья в клетке, золотой клетке, дверцу которой открывают, только когда хотят посмотреть на её жильца и позабавиться с ним. Как можно исправить положение? Даже птицы, которые могут летать, не могут вырваться из клетки. Птицы…девушка остановилась, словно озарённая знамением свыше. Как она сразу не догадалась! Когда никак невозможно выбраться самой, значит, нужно найти кого-то, кто может выбраться. А кто это может сделать, да к тому же ещё и вынести с собой послание, как не почтовый голубь? Люди, конечно, тоже могут это сделать, и даже есть такие, которым можно полностью довериться, но они просто-напросто не станут браться за это. Марии не позволит совесть, Сержио любовь, Бернардо мужская солидарность, да к тому же, его как всегда нет во дворце. Он снова в разъездах с дипломатическими миссиями. Беллона с трудом могла вспомнить, когда видела его последний раз. Итак, решение проблемы стало появляться. Оно заключалось в одной маленькой специально обученной птичке. Вот только где её взять? Это было самым сложным, но всё-таки вполне реальным.

    Немного оживившаяся принцесса вошла в столовую, как ни в чём не бывало. Она не стала говорить о столкновении характеров с братом, об открытии, что у Сториана МакДжойна есть постоянная любовница (да и была ли она единственной?). Беллона окинула взглядом всех присутствовавших девушек. Мария, раньше служившая единственной отдушиной в неурядицах дочери короля, теперь отошла на второй план из-за своей пуританской сдержанности и строгости. Ей непременно нужно было всё рассказать, но позже, когда Беллона будет готова выдержать её осуждающий взор и упрёки. А сейчас выбор пал на Аделину Итали. Она была степенной, в меру религиозной, воспитанной и умной. Она вызывала доверие. Даже если она не могла понять чьего-то поведения и поступка, маркиза не осуждала, а пыталась до конца войти в положение этого человека. Именно это качество Беллона ценила в ней больше всего и именно из-за него она хотела подружиться с ней, как можно ближе. Но для того, чтобы завязать крепкую дружбу, времени уже не было, а помощь нужна была сейчас, в эти несколько дней, пока рыцари на Феире.

     После ужина принцесса попросила Аделину остаться у неё для долгого и серьёзного разговора. Та повиновалась, и они просидели почти до рассвета на кровати, болтая о том и о сём. Беллона знала, что если открыть душу перед маркизой, та не останется глуха к просьбе о помощи. И она рассказала ей всё целиком и полностью о своей любви к сэру Дереку, о каждой их встречи, каждом слове, которое хранила в памяти, каждом взгляде. Аделина ещё никогда не любила, но, в отличие от Робина, не зарекалась и согласилась помочь.

Глава XXII

Сёстры Итали оказались на удивление проворны и организованны. Аделина подговорила авантюрную Каролину, которая из любви к приключениям и уважения к принцессе, не спрашивая, что и зачем, принялась помогать добывать почтовых голубей. Вечером двенадцатого числа она попросила аудиенции у королевы и, пустив слезу, попросила у той такую птицу, чтобы иметь возможность, как можно чаще, слать весточку своим матушке и папеньке. Веста была растроганна до глубины души. Она обнимала девушку, успокаивала её, и обещала сделать всё возможное, чтобы та чувствовала себя как можно комфортнее в разлуке с близкими. Королева подарила ей одного из своих лучших голубей, из тех, что сохранили остатки древних таинственных, мистических умений чутьём определять, куда их посылают и к кому надо лететь, белоснежного, с мягкими крыльями, которые он послушно складывал, как только попадал в руки, а потом распахивал, в поиске цели, которую ему предстояло достичь. Но погода складывалась не лётная и дождь, который заладил лить круглые сутки, сбил все планы. Время шло, а надеяться, что при такой сырости чернила в записке не расплывутся, было безумием.