Другое небо

Протопопа упрямого тёмная речьпродирается к небу,дабы небо стеречь.Принимая из рук палача крохи хлеба, —пировать на дыбах, — да вроде юлы на колы,быть на дыбу насаженным,не изрекая хулы —но хвалы Богу доброму — абы — Богу-то страшному.Так отвергни, — ему говорят, — Отступи!Либо пусть явит чуда! —и из ямы, в червях, протопоп возопит, —— С кем же буду тогда… с кем буду…

* * *

Просыпайся, дружок, просыпайся.Голубые глаза открывай.

Я тебя, лейтенантик запаса,подсажу в ленинградский трамвай.Через день начинается лето,набухают любовью сады.Небо птицами насквозь пропетои всплывают дворцы из воды.Мне с тобой, рядовому бродяге,часовому болезной луны,в невоенной шататься рубахепо зелёным траншеям весны.И кружа над Невой и мостамив неотвязном пуху тополей,слышать будущего нарастаньев легкомысленной жизни моей.Будто трубы трубят золотыенад землёй высоко в тишине,

где мы ходим с тобой, молодые,по одной ленинградской весне.Ты, моя докторица большая,от печалей моих излечии к трезвону второго трамваяприцепи от бессмертья ключи.

новые берега

I

…повернулась плечом и уткнулась в плечо,лоб был влажен, хотеть не хотелось ещё,но ещё обвивала меня горячо,дышишь… бедный скелетик… костяная нога…жизнь, конечно, кромешна, разлука туга,входим на вдохе в новые берега,свет смежает глаза, жизнь наощупь бредёт,

за зазором зазор тёплый выдох прядётчерносветлый узор — коридор — так вперёд…

II

В влажные клеммы любви — вход, распалённый сердечник,в спас и замес на крови вдвинуты горла и плечи.Нас заплетает узор рёбер, коленей, лопаток.Выступ вступает в зазор — в правильный миропорядок.Кто там, смешав нас, следит сверху за нами бессонно,грудь прижимая к груди, гонит в сосудиках солнца,в рысь замираний, рывков, так вылезают из кожи —вон из костей, из гребков рук к прошивающей дрожи.Вобранный воздух во ртах вогнут в гортанные трубы,в вырытый ход для крота в общей норе носогубой.Головы в душном дыму, в палево-голом угаре…Нечего делать уму в сомкнутой в целое паре.Ева, Ревекка, Рахиль, Лия, Эсфирь, Магдалина —

ветра горячего пыль, света светящая глина,выгиб ребра моего, выломанного из рёбер…Мне хорошо, на него солнце Эдема угробив.

III

Я не руками, ртом касался,груди мерцающей и плеч,подставленных… и свет мой освещался,но как немел язык, темнела речь.Едва ли сознавая, создавалимы что-о нежное, чему названий нет…Лежали улицы — карандаши в пеналеда детский дребезжал велосипед.И губы целились и локти улетали,так птицы бедные кружат у тайных гнёзд,когда мы ненадолго замирали,и слышали… как мир огромен, прост.

IV