Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

Четырехугольник – это действительно не страшно. Треугольник – это всегда драма, а то и трагедия. Если двое мужчин и женщина – это гораздо более hard, это всегда сильный эротический накал, даже если – чаще всего – один из мужчин еще, уже или принципиально не является сексуальным партнером. Если две женщины – это всегда гораздо слабее, хотя практически без вариантов мужчина с более или менее внятными объяснениями сожительствует с обеими. Если в этом случае отношения «откровенны», «свободны» или даже в силу этих-то физиологических предпочтений и создавались – накал всегда не тот. Накал эротики, имеется в виду. Женщины всегда или перемежают занятия любовью с бытовыми материнскими заботами о нем, или выстраивают собственнические, психологические – отнюдь не исключительно сексуальные – отношения. А часто он и вовсе говорит жене, что пошел к любовнице, а любовнице – что пошел к жене…

«24.02.1932. Пришел Пастернак с новой женой Зинаидой Николаевной. Пришел и поднял температуру на 100°. При Пастернаке невозможны никакие пошлые разговоры, он весь напряженный, радостный, источающий свет. Читал свою поэму „Волны“, которая, очевидно, ему самому очень нравится, читая, часто смеялся отдельным удачам, читал с бешеной энергией, как будто штурмом брал каждую строфу, и я испытал такую радость, слушая его, что боялся, как бы он не кончил. Хотелось слушать без конца – это уже не „поверх барьеров“, а „сквозь стены“. Неужели этот новый прилив творческой энергии ему дала эта миловидная женщина? Очевидно, это так, потому что он взглядывает на нее каждые 3—4 минуты и, взглянув, меняется в лице от любви и смеется ей дружески, как бы благодаря ее за то, что она существует».

ЧУКОВСКИЙ К.И. Дневник. Т. 2 (1930—1969 гг.). Стр. 49.

«Когда мы собрались уходить, я услышала, что Вера Васильевна <> предлагает Зинаиде Николаевне и Борису Леонидовичу остаться у них ночевать. Меня удивило не то, что Вера Васильевна оставляет москвичей на ночь, а то, что в буданцевских двух комнатах ни дивана, ни кушетки, вообще нет никакого другого ложа, кроме супружеской двуспальной кровати. Видимо, прочитав удивление в моих глазах, Зинаида Николаевна очень просто сказала: „А нам с Боренькой ведь все равно, на чьем полу ночевать. У нас сейчас своего угла нет. Так вот и кочуем“».

ИВАНОВА Т. Воспоминания //Воспоминания о Борисе Пастернаке.

Сост. Е.В. Пастернак, М.И. Фейнберг. Стр. 239. Вот вам и разошелся с первой женой из-за того, что не ставили в очередь на кооперативную квартиру!

«Пастернаки note 4с первого взгляда очаровали меня и произвели впечатление на редкость ладной и дружной пары. <> Я недоумевала, когда узнала, что они разошлись, но недоумение мое полностью рассеялось, как только я увидела Бориса Леонидовича (в 1932 году) с его новой женой Зинаидой Николаевной. Мы встретились в гостяху Сергея Буданцева. Тогда мы со Всеволодом только что вернулись из первой нашей совместной заграничной поездки. Всех присутствующих очень интересовали наши рассказы. Но Борис Леонидович, всегда так живо на все откликавшийся, был неузнаваем. Он ничего не видел и никого не слышал, кроме Зинаиды Николаевны. Он глаз с нее не спускал, буквально ловил на лету каждое ее движение, каждое слово. Она была очень хороша собой, но покоряла даже не столько ее яркая внешность жгучей брюнетки, сколько неподдельная простота и естественность… »

ИВАНОВА Т. Воспоминания // Воспоминания о Борисе Пастернаке.

Сост. Е.В. Пастернак, М.И. Фейнберг. Стр. 238—239.

«Осенью я понял, что люблю ее, понял с той восхитительной ясностью, немного страшной, как это понимают в начале жизни. Я написал обоим по балладе. <…> Потом мы переехали в Москву. В каком-то надломе самовнушенья я продолжал обращаться к обоим, не разделяя их, и не любил попадать туда в отсутствие Г<енриха> Г<уста-вовича>. Но когда мы собирались втроем, нам ясно становилось, что это уже действует ее власть, ее судьба и история, что моя жизнь их разделила и выдвинула ее вперед.

1 января он уехал в труднейшее по теперешним <… > условиям концертное турне по Сибири. Я не хотел этого, я страшно боялся его отъезда.

Я знал, что раньше или позже наши судьбы скрестятся <…>. Но в его отсутствие во все это могло замешаться что-то нечестное. Однако он должен был уехать. Он возвращается через две недели. Я жду его с нетерпеньем, без всякого чувства вины. Я вновь и вновь забываю, что все случившееся касается его непосредственно, а вовсе не через меня и мою неизменившуюся привязанность к нему…»

Марина Цветаева. Борис Пастернак. Души начинают видеть.

Письма 1922—1936 гг. Стр. 531—533 (Пастернак – Марине Цветаевой).

«Когда десять раз на дню я поражаюсь тому, как хороша З.Н., как близка мне работящим складом своего духа, работящего в музыке в страсти в гордости в расходовании времени, в мытье полов, в приеме друзей из Тифлиса, – как, при большой красоте и удаче, проста и непритязательна и пр. и пр.».

БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 515.