Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

Возможность «работать» совершенно откровенно записывается в разряд не насущных необходимостей, а привилегий, на которые Женя считала себя вправе претендовать после расставания с Пастернаком. Привилегии затребовы-вались немалые, скажем прямо, гораздо выше обычных. Ребенка, предполагалось, будут помогать «растить»: откупаться деньгами Женя не позволила бы, постаралась бы пресечь, это она уже проходила – муж дает деньги, а ведь осваивать их – тоже немалый труд, находить нужных людей, инструктировать, осуществлять контроль и пр. приходилось ей. «Работать» – они все настойчиво употребляли это слово, – но шло оно по разряду изящных развлечений.

«Меня отдали в немецкую школу. Мамочка надеялась в освобождавшееся время начать работать. Но из этого ничего не вышло. Занятия начинались в 7 часов. Приходилось вставать к 6-ти каждый день. Меня тошнило от непривычки к раннему вставанию… »

Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка… Стр. 344.

Да, в таких условиях не поработаешь. Ей предлагается еще вариант – все из того же разряда фантастических, элегантных, воздушных, как в романе, способов устройства жизни.

« Она 1 ноября позвонила в Москву. (Звонок был ужасный – после отсутствия писем от Пастернака, в свою бывшую квартиру, где была, а в момент звонка – он был ночной – НОЧЕВАЛА Зинаида Николаевна. Женя ни о чем другом не могла думать, читать об этом тяжко. Но говорить надо было о чем-то.) Разговор шел о поездке в Париж, куда маму тянуло. Там в это время жил Роберт Рафаилович Фальк, ее любимый учитель по ВХУТЕМАСу. Мама могла рассчитывать на его помощь в первом устройстве. (На помощь Фалька с его практически всемирным признанием.) Эренбург приезжал в Берлин и посодействовал в получении визы». Как говорится, жить бы и жить – тем более что на заработки от такой «работы» никто, конечно, не рассчитывал бы, и эта сторона «Парижа» была бы со всей тщательностью отрегулирована из Москвы. Но нет, все равно возникают непреодолимые, единственные в своем роде, ни у кого не случавшиеся трудности: «Но снова вставал вопрос, что делать со мной».

Там же. Стр. 344.

Из-за ленивых и эгоистичных родителей и сестер (раньше эгоистом был один Борис – «с частотою частокола»

(Д. Быков): это определение было в письмах милой Жени к мужу) ни в какой Париж Женя не поехала.

Ни великой, ни просто профессиональной художницей она не собиралась становиться – не имела ни желания, ни способностей.

Виноватый Пастернак обеспечил ей на всю жизнь возможность играться со всеми внешними атрибутами художнического ремесла, и Женя Лурье так и осталась в истории Евгенией Пастернак, художницей. И уже на этом основании – человеком, масштабом вровень с Борисом Пастернаком.

Вот идет моя жена

«Зина сгорела в романе со мной». Пастернак тоже сгорел в романе с Зиной. Как это могло случиться за семь лет? То есть почему тогда тянулось так долго? Пожар был 1930 года (будем пользоваться его терминологией). Пятая категория сложности – в 1932-м («Я счастлив, Жонечка. Но я слишком сильно люблю Зину, и она чересчур – меня. Так можно жить месяц или два, а мы живем так второй год» (БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 543). Если в 1937 году он пишет родителям, что Зине лучше бы было сделать аборт, чем рожать так, как рожают они – не желанного (не путать с нежеланным) ребенка, – так пишут только озлобленные, совсем высохшие супруги, то как же тогда его письмо Зине из Парижа – всего лишь за два года до этого?

Что не опалилось в нем, если он стал способен подсылать к любовнице ее малолетнюю дочь с поручением сообщить, что с очевидно подурневшей после лагеря он, вероятно, встречаться уже больше не будет?

Выгоревшая в романе с Пастернаком Зинаида Николаевна – и размокший в браке с Женей Борис.

«…в Лаврушинском у окна – снег идет медленный, крупный, рыхлый, Борис Леонидович смотрит вниз на тротуар, подзывает меня и показывает: „Вот видите, идет женщина… Это моя жена… Это я сделал ее несчастной“… Он отвернулся, и мы долго-долго молчали».

ОЗЕРОВ Л. Сестра моя – жизнь //Воспоминания о Борисе Пастернаке.

Сост. Е.В. Пастернак, М.И. Фейнберг. Стр. 446—447.

Победила Женя. Зинаида Николаевна как объект любви таяла на глазах. Опомнившись, Пастернак увидел, что дом его до блеска надраен, ребенок его робок, жена его играет в карты. Тело ее, давшее жизнь трем сыновьям, отделиться от них, как оказалось, так и не смогло, и как только старший из них стал умирать, не смогла отдельно жить и Зинаида Николаевна. Когда умер Адик, она превратилась в камень. До этого было, правда, еще далеко, но Пастернак рано почувствовал, что чем-то таким и закончится. Он оставался один, и Женя плотно окружила его своим присутствием. Он ничего ей не мог дать, кроме удовлетворений ее требовательности, но ей и этого было достаточно.

«Может быть, если бы ты была на месте Зины, то есть второю, а не первою… »

Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка… Стр. 370.