Дудочка крысолова

Она врала с утра, что уже почистила зубы – не вставая с кровати, и заодно за секунду сочиняла историю о том, что зубную пасту украли соседи через вентиляцию… Врала о школе, об оценках, и как-то на протяжении двух месяцев морочила Людмиле Федоровне голову рассказом о новом учителе русского языка и литературы, хромом угрюмом карлике. Сила ее веры в собственные выдумки была такова, что даже дядя с тетей поверили в эту историю, и правда всплыла лишь по вине самой Альки: она сказала, что в классе собирают деньги с родителей на новую трость учителю, и хотя сумма была названа смехотворная, копеечная, но Людмила Федоровна вознегодовала и отправилась в школу – выразить возмущение. Тут-то и выяснилось, что никакого карлика, конечно же, не существует, а русский и литературу ведет громогласная учительница, заслуженная со всех сторон, гордость школы.

Знакомым Алька врала напропалую про отца и мать, про свою семью, особое внимание уделяя образу Людмилы Федоровны, и несколько раз случалось, что к той подходили посторонние люди, укоряя ее и стыдя за всякие безобразия, учиненные в отношении ребенка. Людмила Федоровна содрогалась от ярости, но предотвратить бессовестную клевету не могла.

Апофеозом Алькиных рассказов о тете явилась история о том, как у ее старших братьев завелись блохи и «тетя Люда» заставила бедную девочку их вылавливать.

– Я расческой Петьке и Сережке по волосам водила, а оттуда блошки высовывались, – с доверчивым выражением рассказывала девочка бабкам, собравшимся у соседнего подъезда и слушавшим «сиротку» с молчаливым ужасом в глазах. – В мисочку с расчески их собирала и крышечкой закрывала. Я же не знала, что они прыгать умеют… А потом понесла их в ведро выкидывать, а они как распрыгаются по всей кухне, как разбегутся! Тетя Люда мне кричит: лови их, они же в рагу попрыгают! И бьет их ложкой! А они от ложки скачут на горелку, – и трещат, трещат…

Алька издала звук, который должен был напоминать треск, и взрослые хором вздрогнули. Похлопала ресницами, вздохнула и добавила:

– Но не всех мы с тетей Людой переловили. В рагу-то часть попала…

– И что? – расширив глаза, спросила одна из слушательниц.

– Что-что… Съели, что! Не выкидывать же… У нас в семье ртов – пять штук, а тетя Люда говорит, что для некоторых и блоха – хороша еда.

Тут Алька опустила глаза, вздохнула еще раз, и женщины окончательно убедились, для кого в семье незнакомой им тети Люды «блоха – хороша еда».

Откуда Алька брала детали, она не могла объяснить. И рагу, которого никогда не готовили в их доме, и оказавшиеся в мисочке блохи, которых она ни разу в жизни не видела, и уж тем более треск, раздавшийся после встречи их с горелкой – все это было плодом ее воображения, не имевшим под собой жизненной основы. Но даже когда она несла очевидную ерунду, слушатели до времени верили ей – до того убедительно заплетала Алька кружева своих россказней.

И, конечно, вид у нее был ангельский. Глазки серые, ясные, волосики льняные, и носик такой розовой кнопочкой… Кривляться Алька терпеть не могла и все истории рассказывала серьезно, доверительным голосом. В отличие от многих своих подружек она с детства любила платьица и обожала наряжаться. И когда белокурая девочка в длинном синем сарафане, из-под которого виднелись пыльные, истоптанные сандалики, приступала к очередной истории, взрослые умилялись и таяли.

Те, кто ее не знал, конечно же.

За выдумку о блохах она была для острастки выпорота ремнем – несильно, но и этого ей хватило, чтобы перепугаться на какое-то время и притихнуть.

Когда Алька начала запойно читать, ее рассказы могли бы обогатиться деталями и вовсе уж фантастическими, но к этому времени она неожиданно сама остыла к выдумкам и увлеклась тем, что Людмила Федоровна именовала «приключениями на свою задницу». В третьем классе она вдохновила мальчишек устроить бой двух кланов на стройке, причем основное сражение должно было разворачиваться на недостроенных стенах второго этажа. Спустя полгода Алька на спор полезла на строительный кран и добралась до самой кабины. Правда, к тому моменту, когда она оказалась внизу, ее уже ждала милиция, и достались Альке не почести и восхищение ее храбростью, а очередная порка от тети. Но остановить девчонку это не могло.

Не изменяя обожаемым платьям, она бегала и прыгала в ближайшем лесопарке наравне с мальчишками, и никто не смеялся над тем, что «у Рокуновой трусы видны». Веселая, смешливая, заводила и сорвиголова, взбалмошная, но совершенно не злая, легко вспыхивающая, но так же легко остывающая, выдумщица и фантазерка, она и осталась для приятелей «врушкой Алькой», однако прозвище было не обидным, а, скорее, снисходительным.

За что ее действительно уважали, так это за храбрость – за ту ее разновидность, которой редко отличаются женщины. Алька была смела отчаянно, безрассудно, смела той храбростью, которая бывает свойственна лишь детям и тем из взрослых, что не верят в возможность своей смерти.