Почти силком он вытащил его за собой в коридор, довел до стрельчатого окна, взглянув с раздражением на стоящие рядом две статуи обнаженных женщин – все-таки этот театр с декорациями его изрядно достал. «Статуи… Бредовая идея! Здесь-то они зачем, в административном корпусе?!» В руках правой статуи был наклоненный кувшин, исчерченный какими-то символами, а левая придерживала сосуд, похожий на ночную вазу.
– Товарищи, вы сами себя задерживаете… – бодро начал Макар с интонациями Жванецкого, но Бабкин перебил его:
– Вот что, ты мне мозги не полощи и невинность не изображай.
– Ни в коем случае не претендовал…
– Вот и не претендуй. Лямин тебе правильный вопрос задал. Макар, на черта ты собираешься выслеживать девку? Дураку ясно, что это бессмысленно!
– То, что тебе очевидна бессмысленность некоторых моих действий, – чопорно сказал Илюшин, – ни в коем случае не означает, что они действительно бессмысленны.
Бабкин бессильно выругался: поведение напарника яснее ясного говорило о том, что тот уперся и не желает признавать ошибочность своих поступков.
– Если это все рациональные предложения, то я пошел. – Макар сделал движение в сторону. – Меня ждут юноша Крупенников и девица Рокунова.
Сергей собрал в кулак все свое терпение.
– Девица Рокунова, – почти нежно проговорил он, – тебя не ждет. Ты за ней охотишься только потому, что она тебя провела. А ты же у нас самолюбивый, как… как…
– Как Наполеон, – подсказал Илюшин.
– Во. Точно. Как Наполеон. Ты не можешь допустить, что какая-то крашеная стерва тебя обманула и смылась. Но зачем, объясни мне, зачем сейчас ее искать?! Даже если это она убийца – все, дело вышло из-под нашего контроля. Теперь ее будут разыскивать другие люди, и конкурировать с ними нет смысла. Ну найдешь ты ее – и что? Придушишь? Отведешь за ручку к Перигорскому? Сдашь в прокуратуру? Попробуешь выбить из нее показания? Работать сейчас нужно здесь, выкинув из головы Рокунову! Между прочим, она и меня провела, но я же не бегаю за ней по всей Москве!
– Да, это выглядело бы нелепо, – согласился Илюшин. – Вот что я тебе скажу, мой возмущенный друг. Ты не хуже меня понимаешь, что ее будут разыскивать как свидетельницу, но у меня шансов найти ее больше, чем у милиции.
– Это еще почему?
– Потому что я в этом лично заинтересован. А человек, у которого есть личный интерес, при прочих равных условиях всегда действует эффективнее, чем тот, кто отрабатывает зарплату. И потом, я умнее.
– Хорошо, – согласился Бабкин. – Ладно. Ты умнее. А тебя не пугает перспектива поймать Рокунову, но при этом упустить убийцу?
Илюшин, внимательно рассматривавший статую с кувшином, сделал шаг к ней и присел на корточки. Затем обернулся к Бабкину, уставился на него снизу вверх:
– Открою тебе одну тайну, Серега. Я не имею ни малейшего понятия, убийца ли сама Рокунова. Но я совершенно уверен, что если мы найдем ее, то узнаем, кто убил.
Убежденность в его голосе заставила Бабкина глубоко вздохнуть.
– Нет, ты, конечно, у нас гений сыска и все такое… – с тоской сказал он, – но, сдается мне, от тебя было бы больше пользы, займись ты сам этими четырьмя любителями подводного секса. Пока мы выясняем, кто из них врет, пройдет три недели, а не три дня.
Илюшин вернулся к разглядыванию кувшина в руках обнаженной статуи.
– Слушай, не имеет значения, кто из них врет, – пробормотал он, прищурившись и наклоняя голову то вправо, то влево. – Важно,
И прежде, чем Бабкин успел потребовать толкования этой странной фразы, Макар протянул руку и нажал снизу на дно кувшина. Раздался приглушенный хлопок, и в ладонь Илюшину вывалилась бутылка минеральной воды.
– Держи! – Он протянул ошеломленному Сергею бутылку и встал. – Холодная!
У Бабкина было такое лицо, словно он ждал, что бутылка вот-вот оживет. Илюшин усмехнулся:
– В этом клубе у каждой вещи есть свое назначение, даже если поначалу кажется, что она бессмысленна. Кстати, что у соседней статуи, как ты думаешь?
Гитарист вышел из комнаты, плотно прикрыл дверь, но закрывать ее на ключ не стал – теперь крыса была надежно связана, и сбежать ей не удастся. Он сам промыл и перевязал себе рану, которая оказалась простой царапиной – ему теперь непонятно было, отчего он почувствовал такую дикую боль и так испугался, когда крыса ударила его ножницами. Должно быть, от неожиданности. Он не предусмотрел, что она так быстро избавится от веревок, да еще и нападет на него.
Сперва ее действия привели его в ярость, но, закончив с раной, он удовлетворенно улыбнулся: попытка крысы сбежать доказывала, что он в ней не ошибся. Пожалуй, после хорошей дрессуры из нее получится то, что ему нужно. А пока пусть полежит с перетянутыми за спиной руками, без воды и еды – это научит ее уважать и бояться хозяина. Времени на дрессировку у него полно.