Меня несколько удивила относительная скудость императорского стола. Если Люка рассыпал возле нашего походного костра буквально весь ассортимент ресторанных закусок – от черной икры до арбузов и устриц, так что обзавидовался бы любой завсегдатай ресторана, то сюда, в высокие палаты императора, очевидно, уже мало что попадало, и напрашивался печальный вывод: Московия – беднейшая северная территория, да еще прибитая военным временем ниже всех критических отметок.
Впрочем, Бонапарт мог и намеренно трапезничать столь аскетично. Солдатская похлебка, хлеб, жюльен, телятина – простая, здоровая пища. Хотя я заметил и бутылку анжуйского, и пармезан.
Анюта, как лояльная москвичка, естественно, была усажена подле императора.
– Княжна, ваши манеры и великолепный французский в других обстоятельствах меня бы уверили, что вы истинная парижанка! – успевал ей делать комплименты Бонапарт, самолично нарезая телятину, – уверенно, будто карту Европы.
– Благодарю, ваше величество, – лепетала Анюта в ответ. – Но я русская и другого Отечества себе не желаю.
– О, достойный ответ завоевателю! – усмехнулся Наполеон.
Я легонько толкнул Аню ногой под столом (чтобы все-таки держала себя в рамках, не будила лиха, пока оно тихо), а сам склонился к императору:
– Ваше величество, княжна вопреки воле родителей осталась в Москве, чтобы лицезреть великого человека. – И тут же почувствовал жесткий ответный толчок под столом.
Наполеон с немного наигранным любопытством повернулся к девушке:
– Вы, правда, столь лестного мнения о моих скромных успехах?
Аня судорожно сглотнула, секунду поразмыслила, и выдала:
– Конечно. Как я могу не отдать должное гению полководца и государственного мужа… Мне особенно льстит, что ваша стратегия и тактика основаны на опыте русского гения, генералиссимуса Александра Васильевича Суворова – его победах над турками, поляками и… французскими войсками во время его италийского похода.
В зале повисла весьма напряженная пауза. Воздух уплотнился и застыл. Все мы – знатные и худородные, с орденами и без, честные и воры, гордецы и холуи – ждали реакции Наполеона.
А император вдруг захохотал. И тут же, еще без осознания причины, над столом прокатилась волна угодливого смеха.
– Боже мой, она еще и умна!.. – отсмеявшись, воскликнул властитель Европы и Африки. – Мои победы слишком велики, чтобы отказываться от предшественников!
Не ручаюсь за точность цитаты. Маршал Ней утверждал потом, что фраза дословно звучала так: «Победы Франции слишком велики, чтобы отказать кому-то в удовольствии быть нашими учителями!»
Но, так или иначе, смысл в общем тот же.
Все лизоблюды за столом немедля начали рукоплескать. Пара маршалов, ценящих свою репутацию, просто смотрели в немыслимые дали открывшегося им смысла, мудро улыбались и кивали в знак согласия, будто кони в яслях, завидевшие своего хозяина с седлом и сбруей.
Кто-то кому-то сказал:
– Великодушие – истинная добродетель великих людей!
А я против воли прислушивался, что там дальше у Наполеона с Анютой.
– Посему позвольте выразить надежду, что я смогу и впредь наслаждаться вашим обществом, – сказал император, отправляя в рот кусочек пармезана.
– Об этом надо спросить у моей настоятельницы, – скромно потупилась девица.
– Думаю, мы ее уговорим. А вас уговорим снять этот траур, – сказал Бонапарт, при этом изловчился и одним движением смахнул с головы послушницы ее темный полотняный капюшон. И тут же рассмеялся как мальчишка.
За столом вновь раздались восторженные возгласы и аплодисменты – на этот раз в адрес внешности «знатной монашки».
Пока же император радовался как ребенок своей дерзкой проделке, Анюта густо краснела. Я так и не понял, от чего? Наверно, все-таки от удовольствия…
А император продолжал развивать свой очередной маленький успех.
– Поверьте, ваша родина не погибла, – говорил он проникновенно. – Она вновь возродится…
– Я знаю… – тихо отвечала девушка.
– …под просвещенным протекторатом Французской империи, – уверенно завершил мысль Наполеон.
Я увидел, что Анюта снова собралась горячо возразить, и опять толкнул ее под скатертью ногой.
– Оставьте мои ноги в покое! – тут же воскликнула она и пихнула меня в грудь руками так, что едва не скинула со стула.
– Едва ли это возможно! – рассмеялся искушенный император. – Не только ноги, но и вся вы – как магнит для моего юного друга! Скажу вам по секрету, и не только для него!.. Право, я уже чувствую себя как в Париже! О, если бы не этот дым… Что там, Дюпон?
Генерал Дюпон, торжественно вступивший в этот момент в залу, печально улыбнулся. Он сделал несколько шагов по направлению к императору и четко доложил:
– Огонь подступил слишком близко к Кремлю, ваше величество. Оставаться здесь далее опасно!
– Что же пожарные команды? – Наполеон побагровел.
– Пожарная утварь полностью вывезена русскими из Москвы, – невозмутимо отвечал Дюпон. Он находил излишним выражение собственных эмоций по любому, даже самому весомому поводу. Он лишь констатировал факты.