Дух дзен-буддизма

Это юмористическая сторона дзен, и она очень близка даосизму, поскольку в высказываниях Лао-цзы и Чжуан-цзы мы тоже не увидим напыщенной важности и серьезности. Следующие после смерти Бодхидхармы годы и до начала дзен, каким мы его знаем сейчас, он без сомнений должен был войти в тесный контакт с учениями Дао, так как у поздних учителей слово «Дао» часто используется как синоним «природы Будды» и «дхармы» (закон). Вероятно, секрет юмора дзен и Дао в том, что никто из них не воспринимает объективный мир всерьез. Они насмехаются над бременем ума, над всеми формами традиционности и помпезности. Когда жена Чжуан-цзы умерла, его ученик увидел, как он поет и подыгрывает себе на горшке, а не переживает благочестивый траур. Ученик возмутился:

– Жить с женой, видеть, как старший сын вырастает и становится мужчиной, а затем не оплакивать ее смерть – это не очень хорошо. Но стучать по горшку и петь – это уж слишком!

– Вовсе нет, – ответил учитель. – Когда она умерла, я ничего не мог поделать со своим горем. Но потом я вспомнил, что она уже существовала в своем предыдущем воплощении до своего рождения… Так как ее ждет новое перевоплощение, она умерла, и теперь переходит из одного состояния в другое – как весна, лето, осень и зима… А если я буду ходить и лить слезы, я покажу, что не знаю об этих естественных законах. Поэтому я пою[15]

.

Особый юмор дзен можно найти в картинах, на которых учителя изображали друг друга. Серьезные и горделивые лица встречаются редко, что не скажешь о полных жизни карикатурах до смешного толстых, угловатых маленьких мужчин, которые разрываются от смеха или ругают своих несчастных учеников, когда те не могут быстро ответить на какой-то невероятный вопрос. Есть одна чудесная картина с маленьким лысым человеком, который опирается на кривоватый посох и посматривает своими сверкающими от радости и удовольствия глазами на двух петухов, собирающих объедки на переднем плане. А на другой картине – почетный шестой патриарх (Хуэйнэн) в потрепанной одежде, и он с видом бешеного маньяка разрывает на кусочки священные писания. Зачастую учителя дзен называли друг друга «старый мешок риса» или другими нелестными словами, но не из зависти в профессиональной области – скорее, их изумляло, что люди считали, будто они и их мудрейшие и почетные братья должны быть особо священными. А сами они, в то же время, понимали, что все вокруг – священно, даже котелки для готовки и подхваченные ветром листья, и что ничего особо достойного почитания в них самих нет. Есть еще одно изображение, выполненное Му Ци[16]

, на котором учитель Сяньцзы[17] смеется над креветкой, и совершенно неважно, креветка это или пара петухов – учителя дзен находили бесконечно удивительное и забавное даже в самых обычных вещах. Возможно, они смеялись от мысли, что такие необычные маленькие существа, как и люди, это воплощение великой природы Будды. Или, если снова процитировать Кайзерлинга, может так быть, что «духу не хватает важности и серьезности. Если смотреть со стороны духа – нет ничего трудного, он ко всему относится просто. Не только к концепции о тяжелом труде, а даже к тому, что страдание не имеет в себе конечной цели. Тяжелый труд существует только с точки зрения гана (плоть), и человек знает боль и отчаяние как создание чувства и эмоции. ‹…› Таким образом, одухотворенный человек должен впечатлить человека земного, желающего серьезности» («Южноамериканские медитации», с. 373).