Дух неправды

«Делхи валла» великолепно говорил по-английски, а потому был для американца самым лучшим экскурсоводом. Разумеется, уважаемая пара не почтила своим присутствием окраины столицы с их палатками, лачугами и кострами, на которых, здешние жители варили пищу – если к вечеру у них появлялась такая возможность. Те, которым не повезло, ничуть не ропща на судьбу, укладывались спать рядом с кострами, прямо в дорожную пыль.

Но там сахибу делать было нечего. Он признавал, к примеру, бомбейскую набережную Марин-драйв, Агру с её Тадж-Махалом, красивейший город Джайпур, «Золотой храм» Амритсара. Ну и, конечно же, Дели, Новый и Старый, без знакомства с которым, как считал рыжеволосый гость, долгожданная командировка теряла всякий смысл. Конечно, он, если доводилось, с любопытством наблюдал, как крестьяне красят рога своим буйволам, привязывают им на шеи колокольчики и вешают гирлянды из цветов. А после пылят по бескрайним дорогам Индии на повозках, спокойные и отрешённые от всего земного и заранее принявшие все кары богов за прегрешения в прошлой жизни.

Они жуют бетель, нюхают какие-то травки, улыбаются и смотрят на белого гостя, нечаянно встретившегося им, мудро, как золотые статуи в храмах. А потому кажется, что каждый кисан, возвращающийся с базара в свою деревню, знает ту самую истину, которую сахибу не дано постичь за всю его жизнь в лязгающей металлом и стреляющей огнями реклам Америке. Ведь многие древние цивилизации давно погибли, и мало кто даже может вспомнить их имена. А Индия выжила, несмотря на войны, нашествия, бедствия, голод и болезни. Она не отгораживалась, не пряталась от остального мира, античного и современного. С одинаковой улыбкой глядела на восток и на запад, встречая рассветы и закаты. А в это время века и тысячелетия сменяли друг друга, как мерно катящиеся волны океана…

Сорокатрёхлетний господин с загорелым мужественным лицом, прищурив острые зеленоватые глаза, оценивающе оглядывал седую древность и втайне гордился собственной великой миссией. Он должен был направить эту своенравную, широкую, коварную реку в уже прорытое для неё русло. Сахиб и Вечная Индия впервые встретились две недели назад, когда философ, доктор Стэнли Файнс сошёл с трапа самолёта в Бомбее. Такси, взявшее его в аэропорту, дожидалось именно мистера Файнса. И если бы кто-нибудь видел в ту минуту пассажира и шофёра-индийца, то понял бы, что они хорошо знакомы, хоть и не демонстрируют это. Невинная английская фраза, сказанная водителем доктору, а также ответ последнего оказались ничем иным, как паролем и отзывом.

С тех пор Файнс прилежно колесил по стране, изучал достопримечательности, ел кокосовые орехи, посещал храмы, открытые для неиндусов. Ужинал в ресторанах, приценивался на базарах и в магазинах. Когда раскалённое даже в январе солнце клонилось к горизонту, мистер Файнс снимал тёмные зеркальные очки; на его длинных ресницах как будто лежала пыль здешних дорог. Днём Файнс носил ковбойскую шляпу, вечером скидывал её и бодро взбивал пальцами великолепную жёсткую шевелюру.

Файнс любил джинсы и белую рубашку с подвёрнутыми рукавами; пушистые бакенбарды и ухоженные усы придавали его облику ещё больше шарма. Файнс не нанимал дорогие автомобили, не сорил деньгами в публичных местах и не делал феерических покупок в ювелирных и антикварных лавках. Но стоустая восточная молва, которая, как всегда, с сумасшедшей скоростью неслась впереди человека, гласила, что «сахиб» пользуется благоволением нового премьер-министра Морарджи Десаи и за две недели своего пребывания в Индии несколько раз без липшего шума посещал, его резиденцию…

Кроме родного, Файнс говорил на хинди и урду. Мог свободно, если не в совершенстве, то весьма сносно участвовать в степенных беседах на самые разные темы. Места скандалов и драк он обходил стороной. Но чаще всего сахиба видели именно в обществе «делхи валла», профессора Канвара, который торопился представить гостю родной город и внушить к нему если не любовь, то привязанность. Вот и сейчас они прошли через Аджмерские ворота в один из многолюдных кварталов Старого Дели Шахджаханабад и медленно двинулись мимо лавок, торговых рядов, закусочных, парикмахерских, мастерских, ловя обрывки разговоров о видах на нынешний урожай риса и пользе мирного освоения околоземного космического пространства.

Без провожатого Файнс остерегался появляться здесь не только потому, что индийцы по старой памяти не очень жаловали белых, но и по чисто практическим причинам. С ориентировкой на местности у бывшего «коммандос» доктора Файнса всё обстояло неважно, несмотря на то, что несколько лет назад ему удалось выбраться невредимым из вьетнамских джунглей. Улицы в Старом Дели имели не по одному, а по несколько названий, и каждый отрезок начинался в произвольно выбранном месте. Один торговец отсчитывал от дома судьи, другой – от лавки какого-то Бабура, третий – от арки из «лакхори иент», то есть из мелкого, очень старого кирпича.