Дух неправды

Кальпана молилась и вновь вспоминала свою жизнь, просила простить прегрешения и даровать надежду. Она заклинала послать страдания, дабы искупить позор, в котором почему-то винила одну себя. Её замужество после смерти Локаманьи, её неосторожные слова о священных коровах, её бриллианты и званые ужины, в конечном счёте, отняли решающие голоса у Конгресса. Понимая, что это всё же не так, что были и другие причины поражения, несчастная женщина проклинала одну себя и жаждала принять за это самую суровую кару.

Всхлипывая и обливаясь слезами, она молила богов, Провидение, тех, кто казнит и милует, принять её жертвы и простить вольные или невольные прегрешения. Индира скромна и мудра. Она, идеальная дочь и мать, нежная бабушка, хранит верность покойному Ферозу. На неё не пало проклятье брахманов. Так пусть же всё вновь станет, как было, и к Индире вернётся людская любовь…

Распростёршись на земле вниз лицом, Кальпана уже в который раз прокляла себя за то, что летом семьдесят пятого года надолго уехала в свой родовой дворец и временно отошла от дел. В великолепное джайпурское имение не допускали никого, даже высокопоставленных особ, если на то не было приказания Кальпаны Рани. Здесь она чувствовала себя наследницей средневековой династии родовитых феодалов, и тому способствовал укреплённый на воротах герб её фамилии. Тут тоже было много роз, лилий и пальм; стены дворца и беседки увивали виноградные лозы.

Республика лишила князей их привилегий, но они сохранили свои богатства и почтение окружающих, особенно стариков. Те видели, в раджах и их потомках чуть ли не детей богов. На стене зала для приёмов, висели портреты чернобородого сурового раджи Дхара в военном мундире и матери Кальпаны, Мандиры Кауль, девушки с нежным фарфоровым лицом и грустными умными глазами за стёклами очков. Эти люди не должны были даже встретиться на земле, но судьба свела их в законном браке, который продолжался менее года. Развод, был невозможен, и для Мандиры остался один выход – смерть.

Узнав, что у неё родилась дочка, супруга грозного Дхара и вовсе утратила волю к жизни. Муж не раз предупреждал, что Мандиру ждут очень тяжкие времена, если на этот появится девчонка. Расположение своего повелителя она сможет вернуть, лишь произведя на свет сына. И когда спустя несколько часов после родов у неё начался озноб, вздулся и нестерпимо, заболел живот, а сердце застучало слабо и неровно, роженица отказалась принимать любые снадобья и лекарства и допускать к себе докторов. Врач-англичанин сумел приблизиться к её постели лишь для того, чтобы констатировать смерть и уже задним числом, поставить диагноз.

Раджа Дхар особенно не опечалился, но устроил супруге пышные похороны, положенные ей по статусу. Процессия шла по улицам города несколько часов подряд. В храмах, звонили колокола и курились хушбу. И не было ни одного подданного раджи Дхара в тот день, который не рыдал, провожая сияющую золотом траурную процессию. Люди шли к месту кремации под ноябрьским, уже не жарким солнцем. А в это время в дальних покоях, на руках кормилицы, заходился в плаче новорожденный ребёнок, как будто понимал, или чувствовал, кого сейчас навсегда потерял.

Кальпана отдала бы все свои огромные богатства за одну только возможность сесть рядом с матерью и. прижавшись головой к её плечу, рассказать ей о том, как тяжело на сердце. Но матери не было. Только в доме Неру впервые живой человек провёл рядом с Кальпаной всю ночь, внимательно, не перебивая, выслушал её и сбивчиво, взволнованно, по-детски утешил. Человеком этим была Индира.

В этот дворец, где она когда-то родилась, Кальпана приезжала редко. Тогда, когда чувствовала потребность остаться совсем одной. И именно там, в парадном зале, она услышала роковые, как теперь выяснилось, слова – обращение по Всеиндийскому радио:

«Я, Фахрутдин Али Ахмад, президент Индии, объявляю настоящей прокламацией, что существует суровая необходимость введения чрезвычайных мер, поскольку безопасности Индии угрожают внутренние беспорядки…»

Но народ, против ожидания, оказался не умиротворён, а оскорблён. Люди считали, что разговаривать с ними языком силы, как всегда делали это англичане, своё правительство, свой премьер-министр не имеют права. И вот теперь пришла расплата. Был преподан урок, который они уже никогда не забудут. Достаточно одного раза – больше повторять не нужно.

Кальпана приподнялась с земли, встала на колени, вытерла тыльной стороной руки слёзы. Постояла и, шатаясь, побрела к гхату.[142] Сняла туфли, оставив их на верхней ступени и медленно вошла в воду, даже не почувствовав этого. Запрокинула голову, увидела в вышине звёзды и вся подалась кверху, как будто стремясь взмыть в воздух. Кальпана подняла руки к небу, стоя по пояс в реке. За ворот, на покрытую голову, текли струи воды, домотканая одежда плотно облепила тело, сгорающее от лихорадки. Хотелось подогнуть ноги и упасть на дно, захлебнуться…

– Джамна майя ки джай! – тихо сказала Кальпана.

Вода вокруг неё тихо, но сильно заворачивалась воронками, влекла на середину.