Дух воина

Сакгот направился к статуе Даргэна. У пьедестала, парализованные волей эмиссаров, лежали трое. В один ряд, как животные, обреченные на заклание.

Учитель поставил одного из воинов на колени. Молодого, пышущего здоровьем, но уже с обреченным, готовым к смерти взглядом.

– Поссмотри на меня, – приказал он.

Пленный уставился в черные прорези маски. Воцарилась звонкая тишина. Поначалу ничего не происходило. Однако затем из глаз жертвы покатились слезы. Воин дергался, пытаясь не смотреть на учителя, но все было тщетно. Ужас. Необъятный, детский, искренний туманом заполнил голубые зрачки. Он исчез вместе с последним спазмом.

Теперь в них не было ничего. Абсолютно. Ни страха, ни надежды, ни каких-либо других эмоций.

– Как тебя зовут? – вкрадчиво спросил Учитель.

– Как ты прикажешь, – безжизненно ответил тот.

Но Боги! Воин сказал это на древнем языке, которому учил их Сакгот!

– Зачем ты живешшь?

– Ради исполнения твоей воли.

– Чу-у-у-дно! Ч-у-у-удно!

От потрясения Айтул потерял голос. Все, что он мог сделать, это слушать учителя, жадно ловя каждое слово.

– Тогда ссверни ему голову, – указал на одного из пленных, – а потом… Потом… Грызи сстопы той крылатой сстатуи.

Ни один мускул не дрогнул на лице марионетки. Со спокойствием мясника тот убил недавнего брата, после чего принялся выполнять вторую часть указаний. Зал наполнился неприятным хрустом, от которого у Айтула заболел живот.

Сакгот обратился к ученикам:

– Я обучу васс новому дару Древних. Ну а потом мы будем ждать именитых госстей. Я ещще не решшил, кто из них большше подходит для нашшего плана, но сскоро вы узнаете обо вссем. Ессли переговоры пройдут усспешшно, то они помогут нам заполучить сследующщее вмесстилищще душ. У насс будет ссвое войсско.

– То есть мы отправимся на Север? – затаив дыхание, спросил Айтул.

– Да, именно так. И ты, фэрл Айтул, будешшь нессти знамя Древних. У тебя будет оссобое задание. Сслушшай меня и повинуйся. Тогда Сскаймонд падет, и мы победим.

От таких перспектив у Айтула перехватило дыхание. Так или иначе он скоро отомстит ненавистному вождю, разрушит то, что ему дорого. А потом – откроет истину всему Эргунсвальду, очистив его от старых порядков.

– С превеликой радостью. – Сердце наполнилось благодарностью и сладким ожиданием великих свершений.

Перед тем как покинуть храм, они принесли в жертву последнего выжившего.

– А что будем делать с ним, учитель? – вопросил один из эмиссаров, указав на воина.

Скрежет зубов стал еле слышен. Камень пытались царапать десны.

– Отправим проповедовать, – зловеще прошептал тот и приказал: – Доссстаточно! Возьми оружие. Найди мессто, где живут люди. Отыщщи там храм, ординатора или монахов. Ссскажи, что исстинные Боги пробудилиссь, а имя Даргэна сскоро сстанет пылью. Защищайся, ессли им не понравятся твои сслова.

Интерлюдия. Нарьяна

Окрестности Очага, Эргунсвальд.

3159 год по летоисчислению северян.

Спустя три года после взятия Бранбурга.

– Мам, мам… Ма-ама! – звал детский голосок.

Нарьяна словно пробудилась от глубокого сна. Собирая гроздья черники, она так сильно погрузилась в собственные мысли, что успела позабыть обо всем. Благо Фингри росла послушной и не отходила далеко.

Девочка скорчила рожицу и оскалилась. Широко взмахнула, показав на окружающий лес. В бирюзовых глазах плясала тревога.

Нарьяна положила корзинку, раскрыла рот и совершила возле губ движения пальцами:

«А теперь повтори словами».

Ребенок быстро учился, понимая и перенимая на свой манер язык жестов матери. Для Фингри это было своего рода игрой. Веселой, бесконечной. Вот только, к огорчению Нарьяны, дочь редко пользовалась обыкновенной речью.

– Здесь точно нет чудовищ? – робко спросила та.

«Ну конечно нет, милая. Дядя Гурвильд и дедушка Хвайниг расставили вокруг нашего леса ловушки, наложили добрые заклятья на много-много шагов отсюда».

– А как увидеть эти за… закля… заклянья?

«Никак, – развела руками мама. – Но злые духи и чудища их видят и боятся, как огня».

Кажется, это не убедило Фингри. Мать ласково улыбнулась.

«Да только посмотри вокруг! Разве могут здесь прятаться монстры?»

Летний бор дышал теплом и спокойствием. Высокие, стройные, как мачты, сосны тянулись к васильковому небу. Не жадничая, они пропускали сквозь кроны нежные, ласкающие все живое лучи. В их свете лес преображался.

Иголки наливались зеленью молодой травы, источая расслабляющий запах хвои. Казалось, еще сильнее высыхал мох. Щедро усыпанный бусинами цвета фиалок, он хрустел под ногами, как настоящий снег.

Радуясь погоде, вовсю резвились белки, гоняясь друг за другом по шершавым стволам. Птицы распевали мелодичные трели, даже голос кукушки, всегда казавшийся Нарьяне печальным, звучал радостно.