В этом параноидном плане есть воплощение самого «надзора», которым питается власть, заменившая «физическое насилие» на ограничение свободы. Сама мысль, что ты можешь быть свободен, благодаря этому вездесущему «надзору» оказывается невозможной. В нашем паноптиконе Бентама — Фуко власть следит за каждым шагом заключённого, изучает его ход мысли и искренность раскаяния, качество и этапность исправления.
«Основная цель „Паноптикона“, — говорит М. Фуко, — привести заключённого в состояние сознаваемой и непрестанной видимости, обеспечив „автоматическое“ функционирование власти». То есть всякий человек должен постоянно ощущать присутствие власти в своей жизни, но никогда с ней не сталкиваться; подозревать себя в намерениях, которые могут быть истолкованы как преступные, и самого себя уже за эту мысль о возможности наказывать, причём сильнее, чем могла бы наказать власть.
М. Фуко последовательно описывает, как происходило формирование этого нового надзора в различных учреждениях и институтах — в школах, больницах, на фабриках, в военной казарме, тюрьме и колониях.
Его вывод, что базисной единицей контроля становится «тело» человека («рождение биополитики»), которое подвергается своего рода переработке, переосмыслению — теперь это не человек, а именно одно из тел в массе других тел, жизнь которого жёстко регламентируется.
По сути, вопрос стоит в том, чтобы сделать человека подвластным, но не через непосредственное физическое принуждение, а как бы «по его собственной воле», но, по сути, всё равно из страха.
Прежде суверен мог лишить своего подданного и пропитания, и самой жизни, а поэтому внушал ему природный страх — это суть «физической власти». Но Модерн, поднявший на знамя личность человека, его свободы, делает подобный подход невозможным. Вот поэтому в ход идут разнообразные ухищрения.
В результате этой «биополитики» сам человек, а точнее его «тело» оказывается предметом научного исследования, медицина берёт на себя и полицейские функции — переписи населения, контроля за состоянием рабочей силы, общего количества трудоспособного населения, может ограничивать работу, фиксировать смерть, издавая соответствующие документы. Она же начинает выступать и в роли «нравственного» цензора — фиксирует наличие отклонений от нормы, сексуальных извращений (включая онанизм), создаёт специальные практики ухода за телом и т. д.
Теперь нет человека, который бы мог сказать, что правильно, а что неправильно, что является нормой, а что — нет, но только институция. Раньше эту функцию могли выполнить святые (например, апостол Павел) или суверены, а теперь — нет. Власть больше не является ни духовной, ни политической, она есть биополитика.
Отдельным, специальным объектом биополитики становится ребёнок и всё, что с ним связано: система воспитания, образования, медицинского досмотра, рейтингования, определение уровня интеллектуального развития, проверки, экзамены, дипломы, свидетельства и т. д. Ребёнок превращается в предмет «заботы», как подчёркивает М. Фуко, не столько своей семьи, сколько «государства», которое таким образом распространяет на ребёнка свой тотальный контроль, формируя его полностью под себя.
В 1975 году у М. Фуко выходит его первый том «Истории сексуальности», который получил название «Воля к знанию». В нём он показывает, что подлинная власть в этой новой системе Модерна не принадлежит на самом деле никому, кроме как конкретным людям, которые являются её проводниками для нас — это воспитатели, учителя, полицейские, врачи, судьи. Именно они решают теперь судьбу человека, или, ещё точнее, именно от того, насколько он будет послушен для них, будет зависеть его судьба.
«Власть повсюду… — пишет М. Фуко, — потому что она исходит отовсюду», она проистекает из всех социальных отношений и навязывается всему обществу снизу вверх, а не сверху вниз.
Очень показательны в этой связи размышления М. Фуко о роли сексуальности в этом дисперсно-тотальном контроле над субъектом.