Боящиеся Бога добродетельны (Иов 1:1, Исх 18:21); они стремятся к миру и бегут от зла (Пс 33:15); они не занимаются чародейством, не прелюбодействуют, не клянутся ложно, не удерживают плату у наемника, не притесняют вдов и сирот и не отталкивают пришельцев (Мал 3:5). Бояться Бога значит почитать Его (Пс 33:15, Иов 1:1, 8; 3:7; 8:13; 16:6; 28:28 и т. д.). В таком поведении проявляется страх Божий. Все заповеди следует читать в свете одной: «Не обижайте один другого; бойся Бога твоего, ибо я — Сущий, Бог ваш» (Лев 25:17; 19:14,32). Таким образом, в истории духовности страх Божий и добродетельная жизнь всегда связаны друг с другом, это — нечто само собой разумеющееся[1055]
.Страх Божий и любовь сущностно взаимосвязаны. Когда эта взаимосвязь нарушается, страх Божий превращается в рабский страх перед Богом. По этой причине традиционно различают целомудренный и нечистый страх Божий[1056]
. Нечистый страх Божий вселяет ужас перед наказанием и изгнанием. Это рабский страх. Чистый страх Божий — в совершенном почитании Другого. Это уважение сына к отцу[1057]. Древние отцы подчеркивали связь между почитанием и любовью: Бог побуждает нас бояться Его только для того, чтобы мы могли любить Его[1058]. Страх Божий ведет к любви к Богу: «Чем больше мы осознаем, что должны бояться Бога, тем больше Бог изливает на нас сокровенную милость, побуждающую любить Его»[1059]. Любовь побеждает рабский страх, но сберегает благоговейное почитание:Поэтом)' кто бы ни укрепился в совершенстве этой любви, он непременно взойдет по ступени совершенства к более возвышенному страху любви, порожденному не ужасом перед наказанием или желанием награды, а величием этой любви… поскольку они боятся не ударов судьбы, не бедствий, а лишь страшатся малейшего проступка перед любовью. И поэтому они всегда полностью поглощены благочестием не только в каждом своем поступке, но и в каждом слове, дабы ревностная любовь к ним окружающих ни в малейшей степени не сделала их равнодушными[1060]
.Единство любви и почитания является также важным аспектом иудейской духовности[1061]
. Средневековый хасидизм сосредоточен вокруг этой идеи: благоговейный страх перед Создателем воспламеняет любовь[1062]. «Когда душа глубоко погружена в размышления в благоговейном страхе перед Богом, в ней разгорается пламя сердечной любви, и слезы любви, преисполненные духовной радости, подкрепляют сердце»[1063]. Все сосредотачивается вокруг любви и благоговейного страха: «Итак, всегда, в любой момент времени человек должен пребывать к любви к Богу, Который проникает в его сердце и внутренности и побуждает к преданности своим заповедям и делает так, что страх Божий всегда отражается на лице человека»[1064].Заключение. Страх Божий — неотъемлемая часть всего духовного пути. Он заставляет уклоняться от зла, ведет к раскаянию и покаянию, побуждает соблюдать заповеди, открывает перспективу почтительной любви и продолжает принцип мистической мудрости[1065]
. Поэтому Кассиан пишет: «Тот, кто блажен и совершенен в страхе Божьем,, то есть тот, кто ревностно восходит от страха к надежде, призывается к еще более блаженному состоянию, которое есть любовь…»[1066]Страх Божий ведет душу к мистической мудрости[1067].Библиография
Becker J.,
Derousseaux L.,
Marschuetz G.,
New D. & Petersen R.,
Plath S.,
Vreekamp H.,
WORSLEY C.,
Святость