Читаем Думай, что говоришь полностью

Я попытался сосредоточиться. Отхлебнул немного из стакана… Ну и головоломка!.. Хотя совершенно идиотская… Вот именно: из-за того, что идиотская, в ней так трудно найти концы какие-нибудь. Как тут быть?.. Наконец до меня кое-что дошло.

Я кивнул на стенку:

— Видишь ты этого кабана, Боб? Прошлой осенью он сделал одному парню харакири — в один момент, мы не успели глазом моргнуть. Он кончился почти на месте, не успели дотащить его до машины… Хотел бы я посмотреть, как этого парня вынимают из твоей кабины со шлемом на голове и с выпущенными кишками — ха-ха!

— Этого не было, — сказал Боб, ничуть не смутившись.

— Тра-та-та. Как это — не было, когда было.

— Эта сцена тоже была сыграна. Том был великий артист. И он создал тебя… Это гениальное творение. Он создал тебя со всеми твоими воспоминаниями. Ему пришлось сыграть множество сцен — и не только где ты с гостями, но и все долгие дни, когда один сидишь в доме, когда ходишь по лесу с собаками. Хотя этого никто увидеть не может, но это есть в тебе… Наверное, ты был его любимым героем, он сам мечтал о такой уединённой жизни в лесу. У него была маленькая ферма в захолустье, там он сочинял стихи, но ему нечасто удавалось туда приезжать — слишком был занят. Так что в тебя он вложил свою мечту. Его стихи, наверное, должны быть похожи на Роберта Фроста. Тебе не кажется?

— Нет, — отрубил я. — Не знаю никакого Фроста. Не читал.

Боб огорчённо поднял брови и замолк на минуту, крутя пустой стакан у себя перед носом.

Потом начал опять.

— Конечно, — сказал он, — твоя жизнь однообразна: она состоит из циклов, почти одинаковых. Впечатления повторяются, воспоминания наслаиваются и просвечивают одно сквозь другое. Поэтому твою жизнь сыграть было проще, чем жизнь, допустим, бизнесмена в большом городе. Там, наверное, никакой самый сильный компьютер бы всего не запомнил… И всё-таки в этой простой реальности Том создал настоящего, живого, бесконечно разнообразного человека — тебя. Вот почему это один из самых дорогих фильмов. Триста долларов стоит сюда попасть, Фрэд…Мало того, он дал тебе способность сочинять стихи: снабдил тебя своими стихами. Это уж вовсе излишество, поскольку от гостей в принципе скрыто… Но потому я к тебе и приехал: это единственная теперь возможность узнать, что было в его пропавшем архиве. И может быть, тогда я найду убийцу по каким-то зацепкам… Помоги мне, Фрэд… Я понимаю, ты сейчас не в своей тарелке. Ещё бы! Если б мне кто-нибудь сказал…Ты не спеши. Поразмысли. Ведь я ничего не требую, только прошу. Хочешь — задавай мне любые вопросы. Может быть, когда ты привыкнешь немного, ты всё-таки согласишься прочесть стихи…

Я удивлялся: он буквально бил на жалость, а я не люблю этого, не привык к таким разговорам. Мне было тошно. Я встал не спеша и прошёлся взад-вперёд по комнате… Да, крепкий парень этот Боб, ничего не скажешь. Где-то я слышал, что у настоящих сумасшедших бывает железная логика — не подкопаешься… Всё же как-то ненатурально: стихи связывать с убийством? строить на них расследование? — Глупость. Надуманно. Как будто нет других методов!.. Или он не псих, а просто всё придумал, чтобы вытянуть из меня? Но зачем? Если напечатать под своим именем — так никто же сейчас за стихи не даст ни цента! — это смешно! Может, он заключил пари с кем-нибудь?.. Ладно, что ж делать, попробую его расспросить о том о сём — авось проговорится.

— Хорошо, — сказал я, усаживаясь снова в кресло. — Плесни-ка мне, а то и впрямь в голове помутилось от твоей болтовни. Плохо соображаю… Ты мне вот чего объясни: вот я живу сейчас, тебя вижу, мы разговариваем, я что-то думаю. Как же это может быть сыграно? Ты приехал сюда как гость… ну, пусть как зритель, участник — я не знаю… Но Том ведь не играл с тобой конкретно. А сейчас его и в живых нет, говоришь. Так что же сейчас-то происходит?

— Сейчас твои реакции синтезируются на основе образа, наигранного Томом, — сказал он уныло, словно бы с какой-то обречённостью. — Весь твой опыт записан в электронной памяти. Компьютер берёт его и синтезирует твоё поведение, как это бывает у нормального человека. А как иначе? Любой человек в каждое мгновение жизни есть пересечение окружающей его реальности и внутреннего накопленного опыта — больше ничего.

— Вот как? Здорово получается. Только глупо всё это, Боб, когда есть живые люди. Зачем делать такие фильмы? Кто станет тратить триста баксов на какую-то муру, если можно снять настоящий дом на день и хорошо оттянуться. Да и поохотиться отлично можно за эти деньги.

— Почему — муру? Разве ты плохо живёшь? Поместье с тысячью акров леса!.. Ты учти: далеко не у всякого есть возможность попасть на правах гостя в такое поместье… И потом, я же объяснил: приезжают именно к тебе: с тобой пообщаться, с творением великого мастера.

— Ага. Вот почему, оказывается, женщины ко мне в кровать прибегают!

Но он уклонился от этой темы, продолжая бубнить своё:

— Это уникальный фильм. Таких больше нет. Другие фильмы совсем примитивные!..

— Какие?

Перейти на страницу:

Все книги серии Уроки русского

Клопы (сборник)
Клопы (сборник)

Александр Шарыпов (1959–1997) – уникальный автор, которому предстоит посмертно войти в большую литературу. Его произведения переведены на немецкий и английский языки, отмечены литературной премией им. Н. Лескова (1993 г.), пушкинской стипендией Гамбургского фонда Альфреда Тепфера (1995 г.), премией Международного фонда «Демократия» (1996 г.)«Яснее всего стиль Александра Шарыпова видится сквозь оптику смерти, сквозь гибельную суету и тусклые в темноте окна научно-исследовательского лазерного центра, где работал автор, через самоубийство героя, в ставшем уже классикой рассказе «Клопы», через языковой морок историй об Илье Муромце и математически выверенную горячку повести «Убийство Коха», а в целом – через воздушную бессобытийность, похожую на инвентаризацию всего того, что может на время прочтения примирить человека с хаосом».

Александр Иннокентьевич Шарыпов , Александр Шарыпов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Овсянки (сборник)
Овсянки (сборник)

Эта книга — редкий пример того, насколько ёмкой, сверхплотной и поэтичной может быть сегодня русскоязычная короткая проза. Вошедшие сюда двадцать семь произведений представляют собой тот смыслообразующий кристалл искусства, который зачастую формируется именно в сфере высокой литературы.Денис Осокин (р. 1977) родился и живет в Казани. Свои произведения, независимо от объема, называет книгами. Некоторые из них — «Фигуры народа коми», «Новые ботинки», «Овсянки» — были экранизированы. Особенное значение в книгах Осокина всегда имеют географическая координата с присущими только ей красками (Ветлуга, Алуксне, Вятка, Нея, Верхний Услон, Молочаи, Уржум…) и личность героя-автора, которые постоянно меняются.

Денис Осокин , Денис Сергеевич Осокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
60-я параллель
60-я параллель

«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.

Георгий Николаевич Караев , Лев Васильевич Успенский

Проза / Проза о войне / Военная проза / Детская проза / Книги Для Детей