– Да, но только одним способом. Проверяя любые догадки, слова и идеи опытом. Разумеется, не единственным, – нужны длительные серии, в которых результат многократно повторится. Непосредственный опыт убивает всех идолов разом.
Приведу пример Галилея, чьи работы о физике и космосе я с удовольствием читаю. Многие мыслители прошлого утверждали, что шар, который в два раза тяжелее, будучи брошен с высоты, полетит к земле в два раза быстрее. Что может быть проще и очевиднее? Галилей не стал рассуждать, а сбросил два ядра с края Пизанской башни – огромное и маленькое. Оба ударились о землю одновременно, навечно посрамив тех философов. Или другой пример. Одна моя знакомая утверждала, что чем больше кормишь курицу, тем больше яиц она несет. Логично, казалось бы. Но я предложил устроить эксперимент. Выяснилось, что курица, поглощающая в два раза больше, дает ровно столько же яиц, а если начать раскармливать ее в три раза сильнее – птица и вовсе помрет.
– Но польза от опыта будет лишь тогда, когда он правильно поставлен и должным образом осмыслен.
– Совершенно верно. Я планирую в своих работах подробно описать то, как следует ставить научные эксперименты, но многое из этого применимо и к повседневному человеческому опыту. Отмечу, что главное затруднение состоит даже не в том, чтобы правильно поставить эксперимент (если вы достаточно образованы и экипированы – это нетрудно), а в том, чтобы верно интерпретировать результаты. Нельзя делать обобщения и строить теории слишком рано.
– А как понять, рано они сделаны или вовремя?
– Представьте, что переписчик населения прибывает в небольшой город. Неожиданно оказывается, что первые сто людей носят одно и то же имя – Джон Уилсон. Тогда он начинает опрашивать людей выборочно, и по-прежнему оказывается, что все они – тоже Джоны Уилсоны. Уверенный теперь, он докладывает королю, что в этом городке живут только Джоны Уилсоны. Переписчику отрубают голову за небрежность. Оказывается, в городке, в дальней избушке, умирает старый дед, о котором все позабыли. Но он единственный не Уилсон. Его зовут Джон Смит. Переписчик был неправ. Ясно?
Я кивнул. Странным образом история, рассказанная Бэконом четыреста лет назад, практически точно описывала смысл знаменитой теории «черного лебедя» Н. Талеба, известного современного экономиста и философа. Поистине, новое – часто хорошо забытое старое.
Я принял приглашение хозяина переночевать в его имении. Ехать ночью в такую погоду в те времена было небезопасно. Напоследок я решил разрядить серьезную беседу шуткой.
– Одно я понял точно. На ваших будущих книгах вы не заработаете ни пенса – уж больно неблагоприятные для наук времена нынче царят. На что же вы будете жить?
Философ только усмехнулся:
– Накопление денежного богатства не может быть достойным смыслом жизни. Когда талантливый человек пишет книги, он делает себя бессмертным. Книги – это корабли мысли, странствующие по океану времени, и несущие мысли от одного поколения к последующим. Древние говорили, что бедный слепой Гомер дал человечеству больше, чем любой из великих царей. А что он, в сущности, дал? Поэтические строки о вымышленных героях. Родятся люди, раскрывающие тайны природы, облегчающие жизнь человечества. Они подарят людям намного больше, чем Гомер.
Бывший главный чиновник Англии, а теперь безработный писатель с оптимизмом смотрел в будущее. И свое собственное, и будущее всех людей.
– Книгопечатание, пушечный порох, компас. Всего три вещи за последние сто лет изменили мир сильнее, чем все открытия за предыдущую тысячу лет. Это только начало. Я вижу, как через несколько столетий наш мир изменится полностью, до неузнаваемости. К лучшему, разумеется.
Посвятив себя написанию трактатов, следующие несколько лет Фрэнсис Бэкон прожил затворником, лишь изредка бывая в Лондоне. Свои главные работы он адресовал королю Якову, однако, реакции на них не получил. Скончался скоропостижно: зимой проводил опыты по заморозке мяса птиц в снегу и во льду, слег с простудой и умер. Антибиотики будущего, возможно, спасли бы его. Трактаты Бэкона о методах и цели наук не снискали признания при его жизни, но уже для следующего поколения европейских ученых они стали почти настольными руководствами.
Историки науки в наше время делятся на тех, кто считает Бэкона гением – человеком, с идей которого началась всемирная научно-промышленная революция, и тех, кто критикует «поверхностность» его рассуждений и отмечает прежде всего то, что Бэкон, превознося точные науки, сам не совершил в них существенных открытий.
В наше время людей, уверенных в превосходстве важности научно-технических изобретений над «субъективным искусством» и «пустыми рассуждениями о смысле жизни», принято называть технократами. В мире таких людей миллионы, и во многом именно они (как бы мы ни относились к такому отчасти ограниченному мировоззрению) двигают вперед технологический прогресс.
Пожалуй, Фрэнсис Бэкон был первым истинным технократом.
Глава 23
Мыслю – значит, существую (Рене Декарт)