Думы

Хранить завет страдальцев сильных,

Людей повешенных и ссыльных… {2}

Рылеев был поэтом общественной жизни своего времени. Хотя он и сказал о себе: "Я не поэт, а гражданин", - но нельзя не признать в нем столько же поэта, как и гражданина. Страстно бросившись на политическое поприще, с незапятнанной чистотой сердца, мысли и деятельности, он стремился высказать в своих поэтических произведениях чувства правды, права, чести, свободы, любви к родине и народу, святой ненависти ко всякому насилию. В этом отличительная черта его направления, и те, которые помнят то время, конечно, скажут вместе с нами, что его влияние на тогдашнюю литературу было огромно. Юношество читало его нарасхват. Его стихи оно знало наизусть. Сам Пушкин говорил о нем с любовью и уважением, и, несмотря на очень верную, но неблагосклонную оценку "Дум", он видел в Рылееве залог огромного дарования, которое росло с каждым днем. Петля задушила это дарование. Но и теперь, перечитывая Рылеева, сравнивая его первые произведения с последующими, мы видим его сильное развитие. В "Думах" он поставил себе невозможную задачу сочетания исторического патриотизма С гражданскими понятиями своего времени; отсюда вышло ложное изображение исторических лиц ради постановки на первый план глубоко сжившейся с поэтом гражданской идеи. В "Думах" видна благородная личность автора, но не видно художника. Одно заметно - как стих постепенно совершенствуется. В "Олеге Вещем" чувствуется неуклюжий стих державинской эпохи; в "Волынском" он уже звучен и силен. Влияние "Дум" на современников было именно то, какого Рылеев хотел, - чисто гражданское. Но в "Войнаровском" Рылеев становится действительным поэтом, несмотря на тот же субъективно-гражданский колорит целого. Стих, картинность, сила чувства и всюду проникающее благородство поэта - увлекательны. В "Наливайке" Рылеев становится мастером. Напомним для примера "Смерть Чигиринского старосты":

С пищалью меткой и копьем,

С булатом острым и с нагайкой

На аргамаке вороном

По степи мчится Наливайко.

Как вихорь бурный, конь летит,

По ветру хвост и грива вьется,

Густая пыль из-под копыт,

Как облако, вослед несется.

Летит, привстал на стременах,

В туман далекий взоры топит,

Узрел - и с яростью в очах

Коня и нудит и торопит,

Как точка перед ним вдали

Чернеет что-то в дымном поле;

(Вот отделилась от земли),

Вот с каждым мигом боле, боле,

И, наконец, на вышине,

Средь мглы седой, в степи пустынной.

Вдруг показался на коне

Красивый всадник с пикой длинной…

Казак коня быстрей погнал,

В его очах веселье злое…

И вот - почти уж доскакал…

Копье направил роковое,

Настиг, ударил - всадник пал,

За стремя зацепясь ногою,

И конь испуганный помчал

Младого ляха под собою…

Из "Наливайки" сохранились только два-три отрывка {3}. Неужели ни у кого нет остального? Неужели ни у кого нет материалов для биографии Рылеева? Неужели наши библиофилы, выкапывая все на свете, не захотят заняться этой изящной личностью? Когда же кто-нибудь доставит нам сведения о Рылееве?..

Впрочем, к нам должно присылать их только в крайнем случае. Пора правительству, после тридцатилетнего намордника, отдать истории ее достояние и позволить безусловно печатать все о Рылееве и его сподвижниках {4}. Это был бы поступок широко благородный, ко торый внушил бы в России искреннее доверие к правительству.

Мы сочли не лишним поместить в этом издании стихотворение Мицкевича "К русским друзьям", относящееся к Рылееву и людям 14 декабря. Мы помещаем польский подлинник с русским переводом в прозе. Стихотворный перевод, - который у нас есть, слишком неудовлеторителен {5}. Я тоже пробовал перевести, но не сладил {6}. Лучше верный перевод в прозе, чем вялый в стихах.

Повторяем: "Думы" Рылеева мы считаем историческим памятником того времени и юным выражением благородной личности поэта.

Да примут их читатели с тем же глубоким благоговением, с каким мы возобновляем их в печати.

Н. Огарёв.

14. Do przyjacibl moskali (Mickiewicza)

Wy-czy mnie wspominacie? ja, ilekroc marze

O mych przyjaciol smierciach, wygnaniach, wiezie niach,

I o was mysle: wasze cudzoziemskie twarze

Maja obywatelstwa prawo w mych marzeniach.

Gdziez wy teraz? Szlachetna szyia Rylejewa,

Ktoram jak bratniq sciskaf, carskimi wyroki

Wisi do hanbiacego przywiazana drzewa;

Klatwa ludom, со swoje mordujaa proroki.

Ta reka, ktora do mnie Bestuzew wyciagnal,

Wieszcz i zolnierz, ta rgka od piora i broni

Oderwana, i car ja do taczki zaprzagnal;

Dzis w minach ryje, skuta obok polskiej dtoni.

Innych moze dotkngla srozsza niebios kara;

Moze kto z was, urzedem, orderem zhanbiony,

Dusze wolnsi na wieki przedat w laskg сага,

I dzis na progach jego wybija poklony.

Moze platnym jezykiem tryumf jego slawi

I cieszy si ze swoich przyjaciol meczenstwa,

Moze w ojczyznie mojej mojq krwiq sie krwawi

I pized carem, jak z zaslug, chlubi sie z przeklestwa.

Jesli do was, z daleka, od wolnych narodow,

Az na polnoc zaleca te piesni zalosne,

I odezwq sie z gory nad kraina lodow, -

Niech warn zwiastujq wolnosc, jak zurawie wiosng.

Poznacie mie po gtosie; pokim byl w okuciach,