Дунай: река империй

И дни ходит Марко, и ночи

В лесу над рекою Дунаем,

Все ищет, все стонет: “Где фея?”

Но волны смеются: “Не знаем”.

Но он закричал им: “Вы лжете!

Вы сами играете с нею!”

И бросился юноша глупый

В Дунай, чтоб найти свою фею.

Купается фея в Дунае,

Как раньше до Марка купалась;

А Марко уж нету… Но все же

О Марко хоть песня осталась.

А вы на земле проживете,

Как черви слепые живут:

Ни сказок про вас не расскажут,

Ни песен про вас не споют!

Максим Горький. Легенда о Марко. 1902 год

Однажды, слегка одурев от писанины (кажется, это случилось к концу работы над главой “Австрийское зеркало”), я понял, что пришла пора отвлечься от литературного творчества. В Праге стояло жаркое августовское предвечерье. Поразмыслив, чем бы заняться, я решил совместить приятное с полезным: уселся на велосипед и покатил сонными улицами на грузовой вокзал в Жижкове, в бывших складских помещениях которого как раз открылась Пражская биеннале номер 6. По части современного искусства Прага, может, не Венеция и не Париж, но, по крайней мере, чешские кураторы умеют организовывать промышленное пространство так, чтобы работы актуальных художников естественно смотрелись на фоне заводских цехов, пожарных щитов и кустов электропроводки.

Вокзал – такая же верная и столь же расплывчатая метафора дальних странствий и вечного движения, как морской или речной порт. С 1933 года, постукивая колесами на рельсовых стыках, тяжелые составы увозили разноразные товары по жижковской узкоколейке в бесконечно далекие города типа Гамбурга и Роттердама, ведь сквозной речной маршрут с севера на юг Европы через Чехию не проложен. На ж/д путях у подржавевших платформ и теперь сгружены десятки контейнеров, но само здание вокзала объявлено памятником функционалистской архитектуры, когда-нибудь его бережно встроят в модный жилой квартал в стиле лофт. По жижковским перронам слоняется праздная неформальная молодежь, тут с удовольствием работают глянцевые фотографы и мастера видеоарта. И вот на Пражской биеннале номер 6 мне открылись дополнительные Смыслы Реки: то ли в голове после трудового дня крутились разные повороты книжного сюжета, то ли случился мимолетный промысел Божий. Так бывает иногда: куда ни глянешь – все ложится в строку.

Заслуженный мастер Ли Сенг Так из Южной Кореи передал на выставку в Прагу фотокартину с буддистским названием “Горящие полотна плывут по реке” (1964). Непонятно, что за картины запалил художник удушливыми масляными кострами, не указано, по какой именно реке они вот уже полвека уходят в вечность (в водную даль и, чадным дымом, в небо). В моем представлении это православные иконы дрейфуют (почему-то по Меконгу) навстречу своей двойной огненно-жидкой смерти: либо утонут, либо сгорят. Река мастера Ли не обязательно Меконг, скорее это просто Река, понятая как смертельная дорога. Тут, размышляя о скрещениях первооснов мира, я к месту процитирую Гастона Башляра: “Каждой стихии присуще свое состояние распада. Земля обращается в собственный прах, огонь – в собственный дым. Вода способствует наиболее полному распаду, она помогает нам тотально умереть”. Французский философ, импровизируя на темы сочетаний несочетаемого, цитирует немецкого мистика Новалиса (“Вода есть некое намокшее пламя”) и своего соотечественника, “прóклятого поэта” Артюра Рембо (“Я требую. Я требую! – Удара вилами; капли огня”).

Наивное воображение приписывает реке (вообще воде) функции источника жизни, наделяет реку женским характером, некоторым глубинным материнством. Вода к тому же архетип чистоты; собственно, эта идея и основана-то на образе прозрачной жидкости. Течение реки не то что философу, но и дикарю сподручно сравнить с течением времени и жизни. И сделать вывод: если и когда поток иссякает, кончается время, наступает смерть. Монументальная скульптура работы Аллана Хаузера перед зданием Капитолия штата Оклахома, четырехметровая фигура скво-матери, называется “Так долго, как течет вода”. Скульптор Хаузер (его индейское имя Хаозоус означает Корчующий Корни) – потомок свободолюбивого вождя апачей Джеронимо. Хаузер всячески – дородной бронзой, пафосным названием, индейским мировосприятием – подчеркивает водную идею вечной жизни своего исчезающего народа, а вот скептичный Башляр сосредоточивается на морбидной функции потока: “Вода всегда течет, всегда падает, всегда истекает в своей горизонтальной смерти”.