Дунай: река империй

Румынский текст к музыке Ивановича написал местный стихотворец Карол Скроб: “Плавно Дунай свои волны несет…” Первородная версия песенки, о вечной страсти (“Сердце в груди от любви пополам… / О, приди, жду тебя, о, приди!”), и теперь пользуется в Румынии устойчивой популярностью в исполнении секс-символа социалистической эстрады Корины Кирияк. А вот корейская сопрано Юн Сим Док в 1926 году превратила вальс надежды о величавой реке в грустную притчу “Псалом смерти”. Трагической оказалась судьба этой исполнительницы: в Японии (где, собственно, и состоялась запись песни) 29-летняя Юн повстречала мужчину своей жизни, который ответил на ее чувство взаимностью, но, увы, был при этом женат. Обычаи восточного общества сыграли роковую роль: возвращаясь на родину, влюбленные не нашли другого выхода из ситуации, кроме как утопиться в море. Я отыскал перевод “Псалма смерти”. О да, это воистину печальная песня, в которой есть разящие строки о “танце на лезвии ножа”, но и слова нет о Дунае. Как, впрочем, и в варианте вальса на иврите, появившемся в Тель-Авиве вскоре после появления самого Государства Израиль и получившем распространение под названием “Свадебный вальс”.

В американской традиции мелодия “Дунайских волн” также приобрела инакое замыслу Ивановича смысловое звучание. В 1946 году режиссер Альфред Грин снял музыкальный байопик The Jolson Story с Лэрри Парксом в титульной роли. Певец и шоумен Эл Джолсон (Эйса Йоэльсон), стартовавший к славе в хоре мальчиков вашингтонской синагоги, по ходу своего творческого пути сформировал главные каноны американской эстрады и задал стандарты бурлеск-театра и менестрель-шоу. Для собственной кинобиографии Джолсон сочинил на мотив “Дунайских волн” “Юбилейную песню” (главный герой исполняет ее в честь своих пожилых родителей) – душещипательный romance с рефреном My darling, I love you so! Собственно, больше ничего дунайского в этой сладкой композиции, сопровождающей американские торжества по случаям любых годовщин бракосочетаний, обнаружить нельзя. В общем счете вальс “Дунайские волны” (или его аккорды в обличье “Юбилейной песни”) прозвучал в дюжине голливудских фильмов [64].

“В России этот вальс всегда очень любили, – цитирую рецензию советского музыковеда. – Долгое время он даже считался старинным русским вальсом и под такой рубрикацией публиковался в нотных изданиях и сборниках”. Первый перевод на русский язык, вполне в салонных традициях, выполнил в 1887 году Семен Уколов:

Тих и красив дорогой наш Дунай,

Где он течет, там страна – чистый рай.Там у людей взор нежней, жарче кровь,Там все мои мечты и любовь.Волны Дуная, тихо сверкая,С края до края гонят ладьи.

Чувство не скрою, и за волноюЛетят с мечтою мысли мои.

Рифмы “Дунай – рай” и “кровь – любовь” подразумевают трагический финал. На берегах реки, “где я так счастлив был”, лирический герой находит лишь эхо прежних страстей: “Но все, увы, прошло как дым!” Полковых дам – что в Галаце, что, предположим, в Сызрани – этот вальс для пения разил наповал: “Горе одно мне суждено… / Прощай, прощай, радость моя!” Десятилетия спустя советский поэт Самуил Болотин отказался от образа Дуная как любовной кулисы. В его интерпретации река предстает чудом природы, “текущим сквозь века” потоком – с “серебристой тропкой луны”, “золотым костром звезд”, “отражениями сказочных гор”, “игрой драгоценных камней на бархатном дне”. Система понятий здесь – не горькие мужские чувства (они неведомы в Стране Советов), но абстрактный “вольный простор”, “великаны-корабли”, “дальний мирный край”, до которого в конце концов дотянется река:

Дунай голубой – чудо-река,

В воды твои смотрят века.Нет на земле – так ты и знай! –Краше тебя, Дунай!С вершин снеговыхАльп и Карпат

В лоно твое реки спешат.Влиться стремясь в воды твои,Звонко журчат ручьи.

В последнем куплете Болотин накрывает реку вместе с ее плакучими ивами тихой ночью, заставляет Дунай смирить силы: “и звезда улыбнулась звезде”… По меркам песенной лирики текст довольно изысканный.