Дурак умер, да здравствует дурак

– Карен сказала, что ты там, но я ей не поверил.

– Почему? Я же говорил Карен, что...

– Да, да, знаю, – ворчливо перебил он меня. – Похоже, я должен тебя поблагодарить.

– За что?

– За то, что побеседовал с Карен.

– Ах, это. Черт, я чувствовал себя обязанным. Я не должен был лишать тебя своего доверия. В том, что Карен порвала с тобой, была большая доля моей вины, вот я и решил попытаться поправить дело.

– Я заблуждался на твой счет, – сказал Райли. – Мне казалось, ты норовишь отбить у меня Карен, чтобы самому закрутить с ней.

– Нет, только не я. Во-первых, она – твоя девушка. Во-вторых, мы друг другу не подходим. Ей нужен такой, как ты.

– Что значит, не подходите друг другу? – спросил он.

– Она слишком... слишком нормальная для меня. Я несколько...

Герти пришла с кухни, помахивая вымазанным майонезом ножом.

– Что такое? – осведомилась она.

– Подожди, – сказал я Райли и, повернувшись к Герти, объявил:

– Я терпеть не могу майонез.

– Только не моего приготовления. Я сама делаю его при помощи смесителя.

Я скорчил мину, призванную выразить сомнение, и сказал в трубку:

– Вы с Карен созданы друг для друга, Райли.

Герти снова удалилась на кухню.

– Уж и не ведаю, чего ты ей наплел, – сказал Райли, – но вынужден признать, что это помогло. Наши неурядицы позади.

– Я только сказал, что вы с ней – идеальная пара, а к мужчине надо относиться как к буханке хлеба: лучше уж половина, чем вовсе ничего. Ну, а когда она заявила, что-де не хлебом единым жива женщина, я объяснил ей фаллическое значение основы жизни и добавил, что мы сами – кузнецы своих судеб, а посему ей лучше и впредь жить в той романтической сказке, которую ты...

– Что ты ей наговорил?!

– Но ведь помогло же, Райли, – напомнил я ему.

– Ну, не знаю, – задумчиво пробормотал он. – Вроде, должно сработать. – Райли вздохнул. – Ладно, забыли. Вот еще что: час назад твой лифтер сознался в убийстве. Ты был совершенно прав: он поймал Мэтта на шулерстве, взбесился, начал сквернословить, а когда Мэтт пригрозил вызвать швейцара и вытолкать лифтера взашей, тот схватил только что распитую бутылку, огрел ею Мэтта и смылся. Бутылку он выбросил в шахту лифта, теперь там люди из лаборатории собирают осколки.

– А чем он убил Гаса Риковича?

– Бильярдным шаром. Рикович знал о заговоре и догадался, что Мэтта убил лифтер. Он заломил больше трех тысяч, но у лифтера не было денег, и он зазвал Риковича в квартиру, чтобы потолковать, ударил его бильярдным шаром, спрятал тело, вымыл шар и пошел себе работать дальше.

– Где он взял ключ от квартиры?

– Мэтт дал. Чтобы лифтер мог приходить в любое время. Приносить выпивку, играть в карты и так далее.

– Значит, все разъяснилось.

– Да.

– Хорошо. Рад это слышать.

– А как быть с тобой? Говорят, ты все-таки собираешься отдать деньги.

– Я подумывал об этом.

– Но почему?

– В основном – потому что они неправедные. На этих деньгах кровь.

Кроме того, я тридцать лет прекрасно обходился без них.

– И кому же все это достанется?

– Мне.

– Как ты сказал?

– Герти мне все объяснила, – втолковал я ему. – Она говорит, что при желании я могу сколько угодно жить прежней жизнью, только гораздо более вольготно. Вместо того, чтобы платить за квартиру, можно купить дом. Тогда уже никто не замостит этот участок под автостоянку. Ну, и так далее.

– Значит, ты оставляешь деньги, – вяло пробормотал он.

– Герти не позволит мне поступить иначе.

(Вообще-то Герти чаще всего выражалась так:"Ты что, спятил? Это же деньги!") – И больше не собираешься покупать золотых слитков или мостов?

– Мосты – только в пасть, а слитков – самую малость. Я становлюсь рачительным.

– Но не пуганой вороной.

– Нет, не пуганой. Хочу найти точку равновесия.

– Отрадно слышать. Добрьяк все еще твой поверенный?

– Нет, я отпустил его с миром. Дядя Мэтт нанял Добрьяка, потому что тот жулик, и они ладили. Я уволил его по той же причине.

– Кто у тебя теперь? Я его знаю?

– Конечно. Как облупленного. Прескотт Уилкс.

– Что?!

– Данбар всердцах уволил его. Вот я и решил: есть человек, который и впрямь радеет за клиента. И нанял Уилкса. Думаю, он справится.

Я принюхался. Из кухни доносился весьма странный и очень неприятный запашок.

– А с Герти ты по той же причине? – спросил Райли.

Я немного обиделся и отчеканил:

– Мы с Герти – хорошие друзья. Она учит меня некоторым премудростям.

– Не сомневаюсь.

– Слушай, Райли, если девушка танцевала в «Канонирском клубе»

Сан-Антонио, это еще не значит, что у нее плохо с нравственностью. Герти...

– Как скажешь, Фред, как скажешь.

– Ну, короче, Герти – это Герти.

– С этим не поспоришь...

– Можно подумать, она – исчадие ада!

Вонища делалась все нестерпимее.

– Кладу трубку, Райли, – объявил я. – Тут творится неладное.

Созвонимся позже.

Я бросился на кухню. Навстречу мне, будто ангел преисподней, выскочила Герти в клубах едкого дыма.

– Ой, чур меня! – воскликнул я. – Что такое?

– Это ты мне скажи, негодяй! – отвечала Герти, буравя меня красными глазами.

– Я? Почему я?

– Десять минут назад я начала прогревать духовку, а заглянула туда лишь теперь. Знаешь, что там?

– Воняет, как в аду.