Дураков нет

Судья Бартон Флэтт был человек нездоровый. Желтушные брыли, волосы выпали из-за химиотерапии, лишь один клок торчал на макушке. Флэтт сидел в кожаном кресле за широким дубовым столом, но беспрестанно ерзал, и было заметно, что ему неудобно. У судьи был вид человека, который героически борется с одолевающим его метеоризмом, и собравшиеся поглядывали на него с тревогой. Кроме больного судьи, в кабинете был окружной прокурор Сэтч Генри, начальник полиции Олли Куинн, полицейский Дуг Реймер в штатском и темных очках, красноглазый Уэрф – этот выглядел так, словно его одевали, пока он лежал в постели, – и, разумеется, Салли, в честь которого все собрались.

– Что ж, мальчики и девочки. – Судья Флэтт закрыл лежащую перед ним желтую картонную папку с отчетом полиции. – Давайте попробуем совершить акт правосудия в нашем маленьком городке.

– Ваша честь, нельзя ли, по крайней мере, сделать так, чтобы все сели? – спросил начальник полиции Куинн.

Перед столом судьи полукругом расставили пять складных стульев, и четыре из них были заняты, кроме стула Салли. Он, прихрамывая, расхаживал вдоль стеллажей с книгами у дальней стены. Колено его пульсировало в ритме духового оркестра, и он решил помаршировать.

– Мистер Салливан, – обратился к нему судья Флэтт, – вам удобнее стоять или сидеть?

– Сейчас – стоять, – ответил Салли и добавил, спохватившись: – Ваша честь.

– Он не стоит, он ходит туда-сюда, – заметил начальник полиции.

Судья Флэтт поерзал в кресле, и остальные присутствующие откинулись на спинки стульев, точно от удара.

– Я, может, тоже к нему присоединюсь еще до того, как мы закончим.

– Меня это нервирует, только и всего, – пояснил начальник полиции и настороженно оглянулся через плечо на Салли.

– Тебя, Олли, нервируют все, кто еще в тюрьме, – парировал судья. – Из-за таких, как ты, полицейских считают фашистами. – И добавил, обращаясь к Салли: – Мистер Салливан, идите в тот конец кабинета. А то наш начальник полиции боится, что вы подкрадетесь и наброситесь на него.

– Ваша честь, – Сэтч Генри поднял руку, как примерный ученик начальной школы, – если вам нездоровится, мы можем перенести…

– Нет, мы покончим с этим сейчас, – перебил его судья Флэтт. – Мистер Салливан уже провел один праздник за решеткой, и вряд ли через неделю я буду с большей охотой рассматривать его дело. Если, конечно, вы не предлагаете перенести нашу встречу на месяц, тогда я выйду на пенсию и дело передадут другому судье, который вам больше по нраву.

– Я не это имел в виду, ваша честь! – выпалил Генри.

– Хорошо, – ответил судья, – тогда давайте продолжим.

Уэрф, не сказавший ни слова с тех самых пор, как вошел в кабинет судьи, со слабой улыбкой рассматривал свои ногти. Полчаса назад они с Салли наскоро посовещались, Уэрф объяснил, чего, по его мнению, следует ожидать. “Если все сложится как я думаю, мне толком и говорить не придется (“Как всегда”, – вставил Салли), и я не хочу, чтобы ты открывал рот, если, конечно, к тебе не обратятся напрямую. Запомни одно: что бы ни случилось, то, что нас позвали к судье в кабинет, уже добрый знак. Сэтч Генри это знает и весь извелся. И если мы не облажаемся, все будет по-нашему”.

Салли не был в этом настолько уверен. За последние два года они с Уэрфом побывали не на одном судебном процессе, и ни один из них не решился в пользу Салли. Однако он признавал, что начало, по крайней мере, многообещающее. Уэрф сказал, что между судьей и окружным прокурором давняя неприязнь, и Салли решил – пожалуй, так и есть, все знали острый язык судьи Флэтта и его любовь к демократии. Вдруг Уэрф в кои-то веки прав? Ведь угадывал же он иногда вердикты в “Народном суде”, почему бы ему не угадать, чем, черт его побери, кончится теперешнее судебное разбирательство?

Судья Флэтт указательным пальцем подвинул по столу в направлении Сэтча Генри желтую папку с отчетами полиции.

– Что ж, Сэтч, я хочу, чтобы ты говорил мне правду, всю правду и ничего, кроме правды. Ты действительно хочешь привлечь мистера Салливана к ответственности по этим обвинениям, довести дело до суда и потратить уйму денег налогоплательщиков?

Сэтч Генри побагровел.

– Ваша честь, насколько мне известно, есть прецеденты, когда нападавших на полицейских судили и признавали виновными. Мистер Салливан неоднократно вел себя агрессивно. Он сломал нос полицейскому, у Реймера из-за него сотрясение мозга. Сними очки, Дуг.

Реймер снял солнечные очки. Под глазами его чернели два фингала. Точней, зеленели – отеки по обеим сторонам от его распухшего носа из лиловых превратились в зеленые.

Судья Флэтт посмотрел на полицейского.

– “Фонари” еще говорят? – спросил он. – В моем детстве их называли “фонарями”.

Неожиданный вопрос явно озадачил Реймера.

– Кажется, да, – ответил он. – Фонари или фингалы.

– Вам прежде случалось драться?

– Конечно, – ответил Реймер. – Много раз.

– Что вы обычно делаете, когда на вас замахиваются кулаком?

Реймер задумчиво наклонил голову.

– Уворачиваюсь? – нашелся он.

– Так почему же вы не увернулись в этот раз?

– Ваша честь… – начал Сэтч Генри.