Маша.
Он меня оскорбил. Меня, ты не слышишь? Ты понимаешь — меня. Тебе кажется — не за что? Ты же все видел. Сам видел!Жолудь.
Но, Маша…Маша.
Убей его. Ты же мужчина. Я тебя прошу. В первый раз я прошу: защити. Он — хам. Убей его. Господи, Солнце, Господи!.. (Плачет, уходит, вдруг, прочь из комнаты.)Жолудь
(торопится следом). Маша… Маша… Маша…Кулеба
(стоит и мутно глядит на Люсю; неопределенно произносит). Тварь…Люся
(стиснув, вдруг, кулаки). Ты! Ты! Ты!..Кулеба.
Ну, ты, проститутка… (Направляется к тумбочке, на которой зеркало, флакон с одеколоном.)Люся.
Ты сам! Ты сам!..Кулеба.
Да, я сам, и я сам… Вот посдаю всех вас в милицию — узнаете…Люся.
Ты нас? Ты — нас??.Кулеба.
Именно, что вас… (Отвинчивает крышку у флакона.) Заслон вам поставим… Будет вам, овцам паршивым, доброе стадо портить… (Принюхивается и тут же отшатывается, как от удара.)Люся.
Боров! Скотина!..Кулеба.
А тебя, спидоноска, еще лечиться заставлю. На человека похожа будешь… (Трясущимися губами пересасывает в себя содержимое флакона.)Люся.
На себя погляди! Если бы кроме тебя на земле сейчас никого больше не было, и через тысячу лет тебя бы одного раскопали — всех бы с тоски перекосило! У тебя же на морде нарисовано — мразь! Написано — конец всему! Надеяться не на что!
Кулеба внезапно закашлялся — одеколон, похоже, пошел не впрок, его перегнуло пополам, скрючило и закрутило…За окнами грохочет поезд, кажется, сотрясая все сущее. Люся обрушивается на диван и плачет. Наконец, Кулебу отпускает, он переводит дух, по лицу текут слезы, но, вместе с тем, и блаженство на том же лице… Поезд стихнул вдали. Кулеба опускает в кресло, вытягивается, умиротворенно закрывает глаза. Вдруг, словно спохватывается, ищет по карманам, достает сигареты, зажигалку, закуривает; и опять блаженно вытягивается, закрывает глаза. Появляется Жолудь. Сразу направляется к Люсе.
Жолудь.
Простите… хочу попросить…Люся
(подскакивает). Что?! Что?!Жолудь.
Маша… ей плохо… Подумал… может быть, вы…Люся.
Сам, ты сам!.. Твоя жена — сам!.. А кто я тебе — что я?!.Жолудь.
Не хочет меня видеть…Люся
. А я тут при чем?Жолудь.
Ей плохо…Люся.
Кому хорошо? Почему все ко мне?Жолудь
. Вы — добрая.Люся.
Что?Жолудь.
Тут больше не к кому… Пожалуйста…Люся
(растерянно). Я же ничего не умею…Жолудь.
Делать ничего не надо… Побудьте с ней рядом… Вы — женщина…Люся.
Я?..Жолудь.
Пожалуйста… Дайте ей чаю… И сами… Варенье… Пожалуйста…
Кулеба рыгает.
Люся.
Господи… Господи-Господи… (Слезает с тахты и уходит.)
Тишина.
Кулеба
(опять рыгает). Глядь… словам научились… Что, обратил? Вот времена наступили — все словам обучились, поговорить не с кем… (Поднимается, его передергивает.) Любой, всякий, кому не лень, может к тебе подойти и ляпнуть прямо в лицо идиотскую глупость, типа: да здравствует демократия! Или: все люди братья! Или: человек сделан для счастья, как птица для полета!
Жолудь, вдруг, быстро уходит. Кулеба тяжко вздыхает, расправляет тяжелые плечи, роняет окурок на пол, растирает каблуком. Задумчиво замечает.
Не люди прямо кругом, а непонятно — кто?..