Дурная кровь

Но наверное, она вселила в меня толику надежды. Когда Лука снова распустил руки со словами «сама напросилась», а потом еще долго распинался о моей неблагодарности – дескать, без него так бы и обреталась в стариковской халупе, – я сказала: «Мне есть куда податься», и тут, видимо, он не на шутку забеспокоился, что кто-то готов оказать мне поддержку. К этому времени я уже не судачила за спиной у Марго, да Лука и сам быстро смекнул, что к чему…

И стал писать ей анонимки с угрозами. Но я сразу догадалась, кто отправитель. По почерку узнала. В тот день Дороти взяла отгул из-за сына – ему удалили гланды, поэтому разобрать корреспонденцию поручили Айрин, которая при мне вскрыла одну из записок. Ее содержание вызвало у Айрин приступ злорадства, а мне пришлось подыгрывать, но про почерк я умолчала.

Про почерк я сказала Луке. На что он ответил: мол, нечего пороть чушь, еще не хватало ему анонимки строчить… но я-то знала, чьих это рук дело.

И, короче говоря… по-моему, как раз после второй записки… случилось то, чего я так боялась. Я залетела. Откуда мне было знать, что при расстройстве желудка эффективность оральной контрацепции приближается к нулю, а я за месяц до этого какой-то вирус подхватила. Мне стало ясно: назад дороги нет, придется выйти замуж за Луку. Его семейка будет настаивать, а мои бабушка с дедом не пожелают видеть меня матерью-одиночкой. Именно в тот период я впервые призналась себе в том, – Глория смотрела Страйку и Робин прямо в глаза, – что ненавижу Луку Риччи всеми фибрами души.

– Глория, – деликатно вставила Робин, – простите, что прерываю, но та инфекция… вы подхватили ее на барбекю у Марго?

– Вы уже слышали? Именно тогда меня и подкосил ротавирус. Потом говорили, будто кто-то из детей подмешал какую-то гадость в пунш, но я в эти сказки не верю. К тому же плохо стало мне одной.

Краем глаза Робин заметила, что Страйк делает в блокноте пометки.

– Я пришла к Марго, чтобы узнать наверняка, беременна я или нет, – продолжала Глория. – Ей я могла довериться. Когда она подтвердила, у меня почва ушла из-под ног, я все глаза выплакала у нее в кабинете. И знаете… как же по-доброму она ко мне отнеслась. Держала меня за руку и утешала, казалось, целую вечность… Я ведь думала, что аборт – это грех. Меня так воспитали. Марго же не видела в моем положении ничего греховного. Она четко обрисовала, как сложится моя жизнь, выйди я за Луку. Как вариант, я могла бы растить ребенка одна, но мы с Марго понимали, что Лука не отстанет и вообще никуда не денется из моей жизни, если я сохраню беременность. Понятное дело, что поднимать ребенка в одиночку – задача не из простых. У меня перед глазами был живой пример: медсестра Дженис. Вечно разрывалась между сыном и работой… Само собой, Лука был не в курсе. Я понимала: если уж решилась… на такой шаг… действовать надо без промедления, пока Лука ничего не замечает, а главное, пока ребеночку еще не больно, что ли…

Опустив голову, Глория закрыла лицо руками.

– Печально слышать, – сказала Робин. – Должно быть, вам непросто было это пережить.

– Простите… сейчас я… – Глория выпрямилась и со слезами на глазах откинула назад седые волосы. – Что было, то прошло. Все это я рассказываю, чтобы дать вам представление…

Марго записала меня на аборт. Указала свое имя и контактные данные, а нам обеим купила парики: если узнают ее, то и меня смогут вычислить. И пошла со мной… в субботу, кстати говоря… в ту клинику на Брайд-стрит. Никогда не забуду название улицы, оно ведь происходит от слова «невеста», а невестой я становиться не собиралась – потому-то и оказалась в том месте.

В базе данных клиники фамилия Марго стояла в графе «Лечащий врач», но, видимо, произошла какая-то накладка, поскольку там решили, что именно Марго Бамборо ложится на операцию. Тогда Марго сказала: «И плевать, никто никогда не узнает, информация о пациентах конфиденциальна». И объяснила, что при необходимости повторного приема пусть лучше связываются с ней и договариваются о дальнейшем.

Она держала меня за руку, когда мне вводили наркоз, и была рядом, когда я очнулась. – Быстрым движением руки Глория смахнула слезы, хлынувшие из ее темных глаз. – Когда я окончательно пришла в себя, мы сели в такси и доехали до улицы, где жили мои бабушка с дедом. Она объяснила мне, как ухаживать за собой после операции…

Я не была похожа на Марго. – Голос ее надломился. – И не верила, что поступила правильно. Четырнадцатое сентября… Эту дату я, кажется, больше не вспоминала и думала только о ребенке.