– Да нет, я на глазок, – ответила медсестра. В отличие от Крида, она не претендовала на всемогущество, но вместе с тем, как это ей ни претило, занималась не только убийствами, но еще и лечением. – Опыт кой-какой имелся, но на сто процентов разве угадаешь? Я услыхала, что она собирается в ближайшем пабе на встречу с какой-то подругой, а обычно Марго, как прием заканчивала, что-нибудь сладенькое съедала, но я ж не могла гарантировать, что она этот пончик стрескает или что на своих двоих идти сможет… Пока готовилась – цемент раздобывала, впрыскивала лекарство в пончик, я думала: может, напрасно все это, вдруг сорвется? Тюрьма по тебе плачет, Дженис… И знаете что?… – спросила медсестра, теперь пунцовая от ярости. – К тому времени мне стало все равно. Было б не все равно, кабы она не оговорила меня перед Стивом. Я уж стала думать: ладно, предстану перед судом, расскажу, как он со мной обращался – как с матерью или медсестрой, а сам пользовался моей слабостью, таскался ко мне на квартиру в любое время суток. Вот тогда бы он меня услышал, заметил. Мне уже не страшно было. Я просто думала: пора тебе, уважаемая, на тот свет. Хочу, чтоб ты умерла: у тебя муж, у тебя кавалер на стороне, а у меня – мужчина приходящий. Я ведь как рассуждала: либо она помрет и мне это сойдет с рук, либо я прославлюсь и в газеты попаду… меня б и то и другое устроило.
Дженис обводила глазами свою тесную гостиную и – Страйк не сомневался – прикидывала, какой будет ее камера.
– Ну дак вот, вышла я из амбулатории и пошла кружным путем к Эторнам, отперла их квартиру своим ключом – и что я вижу: Гильерма дома нету. Да, думаю, это проблема. Где его носит?
А потом Дебора и Самайн заныли. Не хотели витаминных уколов. Пришлось с ними построже. Деборе я сказала, что только эти уколы и поддерживают ей здоровье. Если, мол, не дашь себя уколоть, придется «скорую» вызывать и обоих везти в больницу на освидетельствование… От нее можно было чего угодно добиться, если только пригрозить, что ей придется выйти из дому. Уложила я Дебору и Самайна рядышком на двуспальную койку, поставила им «витаминные уколы». Обоих перевернула на бочок. Они мигом отключились.
Ну дак вот, выхожу я на улицу и жду в телефонной будке, притворяюсь, что с кем-то разговариваю, а сама наблюдаю.
Как будто, эта-а, не со мной все происходило. Ну, думаю, сорвется дело. Может, с утра приду на работу и услышу, что Марго потеряла сознание на улице, начала орать, как ее отравили, и пальцем укажет на меня… А ее все нет и нет. Ну, думаю, все. Съела пончик и прямо в амбулатории занемогла. Небось уже «скорую» вызвала. Догадалась, отчего ей дурно. А рядом с телефонной будкой стояла та девица, и мне приходилось выглядывать из-за нее, чтоб не пропустить… И вдруг вижу – по улице Марго тащится. Ну, думаю, вот оно. Дождь лил как из ведра. Прохожие только себе под ноги смотрели. Повсюду зонты да брызги от транспорта. Перешла она через дорогу, и я сразу поняла, что ей нехорошо. Качало ее из стороны в сторону. Поравнялась она со мной и, эта-а, к стене прислонилась. Ноги-то подкашиваются. Тут я выхожу из телефонной будки и говорю: «Пойдемте, милая, вам надо присесть». А лица не поднимаю. Прошла она со мной несколько шагов – и узнала. Пришлось малость с ней побороться. Я протащила ее еще на несколько футов, прямо к Альбемарль-уэй, но она была девушкой высокой… и я подумала, что на этом все и закончится…
И тут вижу: с другой стороны Гильерм чапает. Вот везенье-то. Он решил, что надо ей подсобить. Помог мне втащить ее вверх по лестнице. К этому времени у нее больше не осталось сил бороться. Я наговорила Гильерму всякой чепухи, чтоб он не звонил в скорую… сказала, что сама ее вылечу… иначе, мол, приедет полиция с обыском. Он жуть как полиции боялся, так что это сработало…
А теперь, говорю ему, сходи посмотри, спят ли Дебора с Самайном. Они очень сильно беспокоились, что ты надолго пропал, и мне пришлось им успокоительное дать.
Пока его в комнате не было, я ее задушила. Без труда. Зажала ей нос, зажала рот и так держала. Сделала с Марго то, что задумывала для Эторнов.
А убедившись, что она умерла, – продолжала Дженис, – оставила ее на диване и пошла в ванную. Сижу на горшке, разглядываю фламинго на обоях, а сама думаю: что дальше? Гильерм здесь. Он ее видел… и надумала ему внушить, будто это его рук дело. Он ведь чокнутый был. А потом, если получится, и его прикончить… но это потом.
Так, сидя на горшке, и дождалась, чтоб он вернулся в гостиную и нашел Марго.
Дала ему пять минут побыть наедине с покойницей, затем вернулась и заговорила с ней, как с живой: «Тебе уже лучше, Марго, милая?» А потом говорю: «Что ж ты наделал, Гильерм? Что ж ты наделал?»
А он: «Я-то что? Я ничего. Ничего я не делал», а я ему: «Ты сам болтал, что можешь убивать людей колдовством. Ох, надо в полицию звонить», а он меня умоляет этого не делать, твердит, что не хотел, что ошибка вышла. Ну дак вот. Ладно, говорю ему, я тебя не сдам. Сделаю так, что следов не останется. Прямо сейчас и займусь.