Дурная кровь (СИ)

С трудом выпутавшийся из кольца рук, пришибленный, беспомощный и несчастный, наёмник побрёл по узким улочкам. Наполненные счастьем спутники не отставали, хотя сейчас охотник дорого бы отдал за то, чтобы какая-нибудь сосулька отскочила от крыши и похоронила их обоих.

— Теперь мы никогда не расстанемся, друг!

Охотник осознал, что скоро начнёт тихонечко подвывать.

— Я так рада, что вы помирились! — Талла подпрыгнула, сшибая с ближайшей крыши снежный бархан.

— Возблагодарим же Богов, наделивших тебя умением прощать!

Наёмник не отказал себе в удовольствии и всё же взвыл.

Пережить события этого вечера Верд оказался способен только после пары кружек горячего и крепкого напитка. Талла вместо своей порции получила по носу и разогретый компот, а вот Санни с большим удовольствием поддерживал питие «за возобновление дружбы».

— Да будет тебе известно, что я и пальцем не тронул ни одну из падших женщин в доме госпожи Ласки! — торжественно рыгнув, выдал Санторий.

— Да плевать я хотел, чем ты их, — отмахнулся Верд.

— Нет, ты не понимаешь! — служитель перегнулся через стол и схватил охотника за ворот рубашки. Тот очень-очень медленно опустил взгляд на смятую ткань, а потом снова поднял на лицо приятеля. Санни кашлянул, расправил воротничок и сел на место. Но долго не промолчал: — Многие годы Дом Желаний не давал мне покоя!

— Ещё бы, — фыркнула Талла, — видела я, чем там мужики занимаются. От такого покой и сон не то что на годы, на всю жизнь потеряешь: кошмары видеться начнут…

— И ты туда же, невинное дитя?!

Верд приподнял бровь, а колдунья удивилась вслух:

— Невинное дитя? А как же «наглое, неугодное Богам отродье»?

— Издержки профессии, — потупился служитель. — Но истинно говорю вам, истинно! Не развлечения ради явился я в Дом Желаний, а спасения душ для!

— Чего спасения? — вполголоса уточнила Талла у наёмника, запутавшись в хитросплетениях речи.

— Души, — краем рта пояснил Верд.

— Душ! Многих и многих душ!

Вдохновлённый, служитель вскочил на стол, опрокинув при этом кувшин с напитком. Верд успел подхватить своё вино и компот колдуньи, откинулся на стуле назад, чтобы оратор случайно не навернулся на него.

— Слазь, — лениво велел охотник, но Санни разошёлся.

— Трое Богов говорили через меня! Они огласили волю свою! Сии брошенные, одинокие, несчастные женщины не могут боле жить во грехе!

Проходящая мимо об руку с кавалером представительница древней профессии склонилась к парочке и любопытно уточнила:

— Это он про каких женщин?

Верд бегло осмотрел работницу с ног до головы и сообщил:

— Да про таких, как ты.

— Брошенные и одинокие? Ну-ну, — усмехнулась та и, повиснув на плече спутника, прошествовала дальше.

— Несчастная! — возопил ей вслед Санни. — О подобных тебе повелели мне заботиться Милостивые Боги!

— Приходи заботиться завтра, милый! — получил он в ответ воздушный поцелуй.

— Мой долг вытащить вас из пучины порока! — безнадёжно возопил служитель вслед жрице любви, но та лишь кокетливо погрозила ему пальцем. Пучина явно устраивала женщину по всем критериям.

И тут до Верда, наконец, дошло. Он аж стукнул кулаком по столу, из-за чего Санторию пришлось пятиться и боязливо спускаться на стул. И как он раньше не догадался! Подпруга у служителя, видите ли, порвалась! Аккурат за час до этого проклятого городка!

— Санни, ты опять ходил к ней? — подчёркнуто спокойно поинтересовался охотник. Приятель, близко знакомый с привычками Верда, шумно сглотнул. Это спокойствие не сулило ничего хорошего. — Санни?

Толстячок потупился и невинно сложил ручки на животе.

— Санни? — поддакнула любопытная Талла.

— А ты, — Верд нахлобучил на белую макушку снова сползший капюшон, — не лезь и укутай голову! Тут полный город военных. Если тебя поймают на колдовстве, казнят не задумываясь! Это что значит?

— Не колдовать, — устало зевнула девушка, натягивая капюшон до бровей.

— Не попадаться! — нравоучительно поправил Верд.

Санторий понадеялся, что на этом экзекуция и закончится:

— Ну вот и хорошо, что мы всё выяснили. Вот и ладненько…

Но охотник поймал его за шкирку и притянул к себе, заставив пузом проехаться по столешнице:

— Опять за старое?

— Я не виноват! — тут же задрал руки вверх служитель. — Боги глаголят моими устами, а сия сбившаяся с пути женщина должна была выслушать проповедь. Ведь слова служителя имеют куда больший вес, чем доводы влюблённого солдата…

Талла среагировала мгновенно:

— Влюблённого? Расскажи-расскажи-расскажи!

Верд тяжело вздохнул. Он надеялся, что давно забыл всё, связанное с городом-Крепостью. Но, как выяснилось, ошибался.