Дурни Вавилонские

— Ох, парни, меньше бы вы слушали дурных советов. Разве вам со мной плохо живется? — спросил Зубастый проникновенно, как жрец в храме. — Я вот расширяю свое дело, беру еще четвертый и пятый ярусы. Я выкупил право гонять там тачки. Будете покорны — подниметесь выше!

— Мы будем покорны, господин, — пообещал Тахмад.

Зубастый ушел к башне, а мы погнали тачки к куче.

Гамид шел последним. Я нарочно отстал, чтобы оказаться рядом с ним. Если ему хочется наговорить гадостей про Таш, то пусть говорит, я послушаю и никому не передам.

Но у него на уме было другое.

— Нужно найти того мерзавца, — сказал он, — и накормить его мокрой глиной, чтобы она забила ему все кишки. А потом спросить — что он называл правдой. Вагад, только никому ни слова. Слышишь?

— Слышу.

— Я не хочу всю жизнь гонять тачки.

— А чего ты хочешь?

— Стать подрядчиком, — сразу ответил он. — Это для начала. Вагад, я много сейчас понял. Я ошибся, да! Но ошибка меня так научила думать, как ни один наставник в храме. Я понял, как много чисел составляют правду! Я знал только три или четыре, а надо было знать по меньшей мере десять. Ты понял, о чем я?

— Да, понял. Тебе нужно поместить в голову счетное устройство Самариаха, — ответил я.

— Да. Ты правильно сказал. Я должен научиться работать с числами. Сейчас мы получаем жалкие бляшки за то, что работаем с тачками, и не понимаем, откуда деньги у тех, на верхних ярусах. А они просто умеют работать с числами. Из трех чисел они делают четвертое, из него — два новых, выворачивают числа наизнанку — и рождаются деньги! Настоящие деньги, монеты!

— Как-то ты загадочно говоришь…

— Ты не понял. Деньги только у тех, кто покорил числа. Нужно изловить мерзавца и заставить его говорить. Теперь я уже сумею отличить вранье от правды.

— Каким образом?

— А я сравню числа! Посмотрю, как они друг другу соответствуют. А потом я научусь работать с большими числами — теми, что на тридцатом ярусе и выше. Если ты всю жизнь хочешь гонять тачку или таскать носилки — твое дело. А если нет, то ты мне поможешь.

— Чем тебе не угодили мои носилки? — спросил я. — Мне достался хороший хозяин. У меня есть свой угол. Правда, он мал, и я не могу привести туда Лиш…

— И я не хочу обнимать женщину, от которой пахнет сальными подгоревшими тряпками!

Я хотел дать ему по уху, но передумал. Во-первых, бить человека, чьи руки заняты тачкой, нехорошо. А во-вторых, вот он и проговорился. Вся эта чушь с цифрами овладела им, хуже демона, из-за Таш.

Мы отлично знали, что она вербовщица, переманивающая людей из башни в башню. Она высматривала простых парней, заманивала их, собирала вместе, рассказывала им всякие сказки, нас вот водила на Первую Башню. И ей за это платили. Только не всё у нее получалось. Те двое, которые копались в Первой Башне, наверняка были ее неудачей, она привести-то их привела, а убедить, что там нет сокровищ, не сумела.

И мне, скажем, не нравится, когда у женщины волосы, как красная овечья шерсть. Мне не нравятся женщины, которые сегодня — в платье жрицы Асторет с открытой грудью, завтра — в тунике стражника, а потом — в закрытом до горла и расшитом узорами одеянии царской жены. Такие женщины подозрительны. В жены они уж точно не годятся.

Гамид всё это знал не хуже меня.

Но он вечно лез куда не надо. И вечно ему требовалось не то, что обычным парням. И сейчас у него в голове была путаница — нам уже незачем было убивать Таш, поскольку она расплатилась и сделала для нас доброе дело, но она сделала это дело напоследок, на прощание, она красиво рассталась с нами, вот что для него было хуже всего. Он охотнее гонялся бы за ней с ножом, чем знал, что больше никогда ее не увидит. Разве что издали, когда он будет вкатывать по дороге тяжелую тачку к площадке перед воротами норы, а ее пронесут мимо в богато убранных носилках.

Так я всё это понял.

Мы подошли к куче, парни встали в очередь, первым — Тахмад. И я задумался — ведь ему ничего не нужно делать для того, чтобы его считали старшим и слушались. Если выяснится, что тот же Гугуд умнее, Гугуд старшим не станет. А умен ли Тахмад — это еще вопрос. Он просто привык быть старшим, а привычка и ум не одно и то же.

Тахмад словно подслушал мои мысли. Он повернулся и сделал рукой знак, чтобы мы все подошли к нему.

— Зубастый прав, нужно поблагодарить госпожу, — сказал он. — Мы вечером поднимемся на тринадцатый ярус, чтобы поклониться ей.

— Я не пойду, — отрубил Гамид. — Идите без меня.

— И я не пойду, — неожиданно высказался Абад. — Меня ждет невеста.

— Тогда и я не пойду, — добавил Левад. — Пока на тринадцатый ярус добредешь да пока вниз спустишься — рассвет настанет. А у меня нога болит, я хотел вечером отлежаться.

Гугуд посмотрел на меня. По старшинству ему полагалось говорить последним, но я молчал.

— Я тоже не пойду. Я не хочу нюхать ее подошвы!

Я невольно усмехнулся. Хотя Гамид и опозорился в этом деле с кашей, но странным образом его уважали больше, чем Тахмада, — наверно, за то, что он хотя бы пытался сделать нашу жизнь лучше.