Душа Бога. Том 1

Все чувства исходят из меня, печально сказали голоса. Жалость. Скорбь. Сострадание. Всё это есть во мне – иначе не было б и в вас.

– Тогда почему во мне сейчас ничего, кроме ужаса?! – Познавший Тьму кричал, или, во всяком случае, ему казалось, что он кричит.

Если бы ты знал, каков тот ужас, что во мне, ответили ему без гнева. Угаснуть и знать, что всё могущество и Пламя Неуничтожимое не спасут от такой же смерти, как и у мельчайшей мошки-однодневки. Мошке даже легче, она не подозревает о собственной участи. А творящему придётся угаснуть, зная, что он угасает навсегда.

– Тогда отпусти меня, великий. Если Тебе ведомы сострадание и милосердие, не неволь, не принуждай. Мы будем сражаться – мы не покоримся – мы…

Время вышло, вздохнула темнота. Скорбь переполняет всё, но есть закон…

Взлетел и рухнул меч – меч из Пламени Неуничтожимого, окружённый аурой тонкого огня, множества смертных душ из лона Неназываемого, – рассекая плотные клубы давящего мрака.

Он не знал, что именно он разит. Не знал, куда направляет свой удар; но пламенная полоса рассекла тьму, облака её внезапно раздались в стороны, отпрянули, словно обжёгшись; и разом золотой луч, на котором по-прежнему балансировал Хедин, рассыпался невесомой пылью.

Бездна распахнула было пасть, но неведомая сила подхватила под руки, удержала, остановив падение.

Твой дух силён, неукротим, и это хорошо, сказали голоса. Но рассуди – что может Пламя Неуничтожимое против того, чьей частью оно является?

– Если всё – часть Тебя, как же я противлюсь Тебе?! А если моя самость отделена от Тебя, то и Пламя отделено такоже. Нет, великий, ты можешь затушить мой огонь, как свечу на ветру, но я не…

Тьма ринулась на него, окутывая, опутывая, спелёнывая. Призрачное тело Познавшего разлетелось в клочья, так, что оставалось только нагое сознание, сжатое до пределов исчезающей точки; однако дар Ангелов Огня не исчез, как не исчезли и бесчисленные искорки душ.

Клинок ударил, словно его по-прежнему сжимала живая рука. Кипящий огонь сделался сияюще-белым, режущим, беспощадным. Каждая из душ, прошедшая ужас падения в бездну Неназываемого, обретавшая и терявшая надежду, вырвавшаяся наконец из бесконечного инферно, – они тоже сейчас сражались.

Яростный порыв – жить! сражаться! побеждать! – подхватил того, кто совсем недавно был Новым Богом, потащил за собой, сделал частью пламенного меча. Острие рассекло облако мрака, полыхнуло, и в этих вспышках можно было прочесть на языке изначальных смыслов: «Мы придём к тебе и примем свою участь, когда исчерпается всё остальное».

Но тьма не сдавалась. Она накатывала вновь, глубокая и бездонная, вечная, безграничная – в ней утонет любой свет, никакая вспышка не озарит её тайные уголки.

Не стоит бороться, убеждали голоса. Великий Предел – то, без чего невозможна истинная, полная монада.

Пламя Неуничтожимое рассекало мрак, однако пласты его сливались вновь. Познавшего Тьму стискивало, спелёнывало всё туже и туже; но что-то мешало этой великой, исполинской и как будто бы всемогущей силе окончательно одержать верх.

Сознание помутилось – однако в нём внезапно всплыли странные образы: тонкая дева; два низкорослых силуэта; и ещё один, худой, высокий. Все четверо оказались в каком-то подземелье, и почему-то это было очень, донельзя важно.

Так важно, что Познавший Тьму забыл даже о собственной участи, потянувшись к ним всем своим существом.

А они тянулись к нему.

Глава 3

Матфей Исидорти

Умирать – это очень больно. И очень, очень страшно. Ты не веришь в это до самого последнего момента; пока ты жив – ты бессмертен.

То, что было человеком по имени Матфей Исидорти, открыло глаза. Вернее, осознало себя и окружающее.

Вокруг плескался густой серый туман. И тело – оно всё словно состояло из того же тумана, лёгкое, невесомое. Серые занавесы скрывали небо, и всё вокруг было серым; он оглянулся – и увидал на краткий миг сквозь дымку распростёртое на камнях тело и скорчившуюся возле него фигуру, как будто бы женскую.

«Это же я. Это я лежу, – вдруг подумал он. – Я умер».

Он не помнил, как звали женщину, не помнил, кто она – жена, мать, сестра, дочь?..

Он помнил лишь своё имя, но зато его он помнил твёрдо. Матфей Исидорти, и путь свой он завершил не по своей воле и не поддавшись злому недугу.

И теперь за спиной – тень прошлой жизни, застывшая, словно полусмытая роспись на серой стене.

А впереди?

Впереди лежало что-то вроде болотистой низины, затянутой пеленой низкого стелющегося тумана; ещё дальше – виднелась гряда невысоких холмов. И там, на ней, темнели стены и крыша низкого бревенчатого дома.

Матфей сделал шаг, другой – ноги, казалось, шли, хотя, если опустить взгляд, внизу не было ничего, кроме колыхающихся серых волн.

Дом притягивал. И отчего-то Матфей знал – ему непременно нужно там оказаться.

Он пошёл. Через холодное болото – он чувствовал ледяную воду вокруг щиколоток, но не видел её. Слышал шелест сухого тростника – и тоже ничего не видел.