Душа Бога. Том 1

Клюка взлетела и рухнула, задергалось угодившее под неё щупальце; и чудовищу, похоже, этого хватило. Клубок мрака, оставляя за собой жирные чёрные кляксы, покатился прочь; кот доблестно преследовал врага, Рандгрид подхватила с земли невесть как очутившуюся здесь старую-престарую острогу с ещё костяным наконечником, метнула вослед – попала: шипение, треск, чернильная завеса разливается вокруг, но твари не уйти, кот и девочка настигают – бестия корчится, пришпиленная глубоко ушедшей в землю острогой; удар ножом, ещё удар, Райна знает, где сердце сухопутного спрута, она разит – принять щитом, рубить мечом…

Райна? Какая Райна? Кто такая Райна?..

Старуха с неожиданной резвостью, смешно подпрыгивая, доскакала до извивающегося клубка, примерилась – да и вогнала клюку прямо в сердцевину бьющегося мрака; вогнала так, что щупальца все разом и обмякли, и растянулись на болотных мхах, уже никому не опасные и не страшные.

Чёрный кот победно уселся, принявшись вылизываться.

– Молодец, дева, – старуха взглянула на Рандгрид, и душа ушла у девочки в пятки.

Она была страшна, настоящая троллквинна. Нос крючком, безгубый рот, кривые жёлтые зубы, один глаз затянут как бы бельмом, но видно, как под белёсой плёнкой ворочается иссиня-чёрная бусина зрачка; другой, напротив, пронзительно-голубой, яркий, словно весеннее небо. Торчат седые нечёсаные патлы, на шее – ожерелье из мелких черепов: мыши, крысы, змеи, жабы, вороны…

– Идём-ка, молодица, – скрипуче говорит старуха. – Дело ты сделала, службу мне сослужила, ворога дерзкого одолела, а то, вишь, опутал он меня, одурманил… ступай, не бойся.

– А… как звать-то тебя, bestemor?[2]

– Ишь, barnebarn[3] выискалась! – усмехнулась старуха. – Лезь, лезь, времени у нас мало…

Взвыл ветер над болотом, и девочке Рандгрид вдруг почудилось – она в сияющей броне, с мечом и щитом, шагает во главе могучего воинства, а в небесах медленно сближаются два исполинских призрака – гигантского орла и великанского дракона.

Она делает шаг – и вновь оказывается на жуткой болотине, в самом сердце Svartur Mýri, Чёрной Топи. Стоит на пороге избушки о шести столбах, мертвецкого жилища. Перед ней – старуха в белом саване, распущенном, висящем, словно на кресте.

– Входи, входи, молодица. Не гляди, что снаружи-то оно скромно.

Девочка Рандгрид вошла.

Снаружи – hus av de døde, дом мертвых, а внутри…

А внутри – жилище настоящей heksen, колдуньи. Горница небольшая, но чисто выметена. Стен не видно от пучков засушенных трав; целый угол занимает тщательно побеленная печь. В порядке разложены на столе очищенные коренья, разделочная доска и короткий кривой нож – крошить стебли и листья.

Куда просторее внутри дома этого, чем кажется, снаружи на него глядючи.

– Что ж, спрошу тебя трижды, как заведено, – хозяйка встала у печи, и огонь вырвался из устья, выкатился на пол послушным пламенным зверем. Чёрный кот недовольно на него покосился и запрыгнул на печную лежанку.

– Что есть Круг Земной?

– Heimskringla, – без запинки выпалила Рандгрид. – Круг, которым вся сила ходит, день и ночь обновляя, пути странникам отворяя. Ключ-слово, søkeord, врата отопрёт, на дорогу выведет.

– Верно, – хмыкнула старуха. – Ну а что есть Предел Ночной?

– Предел Ночной, Nattgrense, бабушка, есть время, когда иссякнет сила, встанет Круг Земной, и нужно будет вновь ось раскрутить, вновь силу течь заставить!

– Ну а Битва Последняя? – и покрытый бельмом, и по-небесному голубой глаза троллквинны глядели на девочку Рандгрид пристально, пронзающе.

– Siste Kamp, бабушка, иначе ещё Ragnarøkkr, «Сумерки Богов» именуемая, есть поистине схватка конечная, в день, когда сила иссякнет и миры умирать начнут. Будут тогда биться правые и неправые, сильные и слабые, все, и каждый норовить будет на миг прожить дольше, чем другой… – голос Рандгрид задрожал. Мать всегда начинала плакать, когда доходила до этого места в своих поучениях.

– Всё верно, милая, – старуха ласково улыбнулась. – Ну, тогда тебе дорога отныне дальняя – через Jern Skog, через Лес Железный, дальше через Stein Ørkenen, Пустыню Каменную, да сквозь Døde Fjell, Мёртвые Горы. А как всё минуешь, всё одолеешь, там меня и встретишь. И уж тогда не расстанемся. Ступай теперь, дева, да не оглядывайся, помни!

Грустно мяукнул кот.

– Не просись, не отпущу, – отрезала хозяйка. – Ты мне тут надобен. Ну, молодица, вот бери на дорогу хлеба краюшку, её тебе на весь путь хватит. Heimskringla, путь неблизок. Торопись, славная. Все три петуха уже пропели, и Фьялар в землях великанских, и Гуллинкамби на Великом Древе, и красная тварь в залах мёртвых. Стронулись пути, дева, одна ты их теперь удержишь. Поспеши. Нет, не сюда, таким, как ты, не через двери теперь выходить. Вылезай в окно.

…И вновь глухое болото вокруг, и нет даже подобия тропы, и стоит девочка Рандгрид, не зная даже, что думать. Солнце-то, глядите, уже к земле клонится, домой пора бежать, к маме.

Но отчего-то не бежится. Совсем напротив.