Душа дракона

  Когда мы, наконец, достигли долины Сорбронн, в душном вечернем сумраке я внезапно заметила издалека, что на крыше Эль-Дааррона ярко горит костер. Интересно, кому и зачем в такую жару мог понадобиться огонь?.. Подлетая, я всмотрелась внимательней. Судя по мелькающим вокруг костра пока еще нечетким теням и слабо доносящимся до меня мелодичным звукам, кто-то из обитателей альфа-дома неожиданно решил устроить на крыше вечеринку. Мы подлетали все ближе - и теперь я уже четко могла различить издалека лица Лиаренны и Лионы, Грейна и Хирата, других кузенов и кузин Сева, и даже молодых триединых. Музыка тоже постепенно становилась все громче, и теперь мне казалось, что я уже могу различить на слух звенящие переборы грейнова суарилла.

  Что ж, немного отстраненно подумала я, глядя издали на мерцающие в темноте блики костра. Возможно, хорошая вечеринка - это именно то, что нам всем сейчас нужно...

  - Мирра, - вдруг тихо проговорил Сев, нарушая долгое молчание, когда мы уже были совсем близко от Эль-Дааррона. - Думаю, сегодня - не лучшее время, чтобы делиться с другими новостями.

  - Да, ты прав, - подумав, согласилась я. И, внезапно интуитивно уловив его желание, уже на подлете к дому бесшумно поднырнула вниз, под верхний ряд окон и, облетев дом по плавной дуге, опустилась на парапет с другой стороны, в самом дальнем и темном углу крыши.

  - Спасибо. - Сев неслышно соскользнул с моей спины. А потом, обернувшись, с неожиданной нежностью обнял меня за шею - и надолго замер так. Я затаила дыхание, словно боясь спугнуть неловким движением что-то драгоценное и очень хрупкое, что, казалось, вот-вот может сломаться. Некоторое время мы стояли с ним неподвижно, потом я осторожно отстранилась и немного склонила голову, пытаясь рассмотреть выражение его лица. Оборотень стоял неподвижно в самой затененной части терассы и, казалось, задумчиво смотрел сквозь густое переплетение лиан, взращеных заботливой рукой Таэлитты, на то, что происходит у костра. Всполохи огня, разведенного весельчаками в большой каменной чаше для воды, отбрасывали на бледное лица альфы слабые, почти неразличимые блики. Мне показалось, что он уже немного пришел в себя. Быстро сменив ипостась и наскоро приведя себя в порядок, я негромко, но бодро спросила его:

  - Ну что? Может, мы тоже пойдем к остальным?

  - Да... Конечно. - Рассеянно отозвался он. - Если хочешь...

  В этот момент беспечное бренчанье суарилла внезапно оборвалось, словно кто-то изъял инструмент из легкомысленных пальцев менестреля. Я услышала, как тот беззлобно возмутился, однако на него тут же шикнули - и, после нескольких пробных аккордов, воздух вдруг заполнила уже совсем другая, напевная и немного печальная, мелодия. Женский голос, одновременно знакомый и незнакомый мне, однако молодой и приятный, негромко запел:

  Нам казалось, что путь наш судьбою отмечен,

  Что любовь за собой нас манит, как звезда...

  Но, увы - нам дана лишь короткая встреча,

  Только миг для двоих, а за ним - пустота.

  Сев, уже двинувшийся было вместе со мной к костру, внезапно остановился.

  - Знаешь... Иди пока одна. Я скоро приду.

  - Хорошо.

  Рассмотреть в темноте выражение его лица было трудно - он стоял в слишком густой тени - поэтому я просто кивнула и медленно пошла вперед. Когда расстояние между мной и оборотнем стало уже достаточно большим - пышная зелень таэлиттиных лоз надежно скрыла меня в этот момент и от него, и от расположившихся вокруг костра товарищей - я остановилась и оглянулась. Сев все еще стоял неподвижно на том самом месте, где я его оставила - у стены высокой угловой башенки - невидяще глядя в пространство перед собой. Я, не дыша, замерла среди листвы, боясь хоть на миг отвести от него взгляд. А тихая песня продолжала все так же мягко звенеть и стелиться над крышей, заставляя грудь невольно сжиматься от пока еще безотчетной, но уже все глубже запускающей в сердце свои щупальца горькой тоски:

  В этот миг быть не может ни лжи и ни фальши,

  Только шанс - прикоснуться, в глаза заглянуть.

  А пути разошлись - и уводят все дальше,

  И уже не вернуться... Уже не вернуть...

  Не знаю, слышал ли Сев слова песни, но именно в этот самый момент в нем словно что-то сломалось. Оборотень вдруг беззвучно и бессильно сполз по шершавой башенной стене наземь, судорожно вздохнул, словно отчаянно пытаясь удержать в себе рвущийся наружу мучительный стон - и устало уронил голову на руки. Я смотрела из своего убежища на его ссутуленные, горько поникшие плечи - и исступленно, изо всех сил, сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони и чувствуя, как те уже становятся липкими от крови.

  Он не хотел сейчас ничьего утешения - не хотел, чтобы кто-нибудь видел его таким. Даже я. Поэтому все, что мне оставалось - это лишь беспомощно смотреть, как он в одиночку борется с захлестывающим его черным отчаянием - и не мешать. Еще несколько бесконечных минут - не знаю, как долго - Сев сидел неподвижно. Потом медленно поднял голову, с трудом встал, через силу расправляя усталые плечи - и тяжело, словно древний старик, медленно побрел обратно во мрак, туда, откуда мы пришли.