Душа и тело

По дороге в Хорнебург я прокручивала в голове диалог с Леони, и никак не могла отделаться от ощущения, что весь мир не то стремительно сходит с ума, не то неумолимо катится в тартарары. Казалось, для людей больше не осталось ничего святого: родственники брали на себя похоронные расходы только если рассчитывали на наследство, а смерть, как правило, воспринималась лишь в качестве основания для дележки имущества покойного. Об этом говорилось спокойно и открыто, а мне напропалую давались советы, как извлечь материальную выгоду из кончины Йенса. Я еще могла понять, когда Хайнц Майстер старательно наставлял меня по поводу развода с Эбертом, но, когда мне прямым текстом рекомендуют предъявить финансовые претензии к Беккерам, это уже, что называется, за гранью. Да пропади они все пропадом, Эберт, Беккеры, Леманны и иже с ними! Свои деньги я заработаю сама, дайте только срок выбраться из этого болота.

Тем вечером я впервые за много лет основательно напилась. Купила себе бутылку коньяка и в одиночку опустошила ее до последней капли. Я вспоминала свои поездки к Йенсу и дико хохотала над злой иронией судьбы, вдруг почувствовав себя в его шкуре, затем с горьким надрывом рыдала от невозможности повернуть время вспять и вместо того, чтобы молчать два года напролет, изначально открыться друг-другу, а уже под утро тихо скулила от бессилия. Но с рассветом наступил новый день, слезы высохли, а сердце очерствело. С тех пор я не притрагивалась к спиртному и ни разу не плакала.

Я бы предпочла не задерживаться в Германии, но даже при самом оптимистичном варианте, официально оформленный развод светил мне лишь в следующем месяце, и я благодарила небеса за то, что жить в Хорнебурге мне довелось весной, когда температура воздуха уже достаточно поднялась. В разгар зимы я бы тут точно не выдержала даже несмотря на калорифер Хайнца Майстера и бесспорное намерение стоически претерпевать выпавшие на мою долю лишения. Но с приходом весны Хорнебург кардинально преобразился, и мне даже начали нравиться зеленые луга, запах свежей травы и холодные утренние росы. Если тогда, на кладбище, я ничего толком не почувствовала, то здесь, несомненно, царила особая атмосфера. Здесь я не ощущала ни страха перед неопределенным будущим, ни боли от бездарно потраченного прошлого, и когда адвокат Эберта привез мне решение суда, я даже испытала некоторое сожаление от необходимости навсегда оставить это место.

Наверное, судья оказался мужчиной и глубоко проникся ситуацией Эберта, потому что развели нас в невероятно короткий срок. В принципе, логично: как-то негуманно обрекать обманутого рогоносца-мужа целый год выносить предательницу-жену, нагулявшую на стороне ребенка. В общем, я собрала свои нехитрые пожитки, сообщила представителю бывшего мужа, что отныне все вопросы со мной надлежит обсуждать дистанционно, и улетела на родину. Я искренне рассчитывала, что мне не придется возвращаться в Ор-Эркеншвик и мне удастся на расстоянии урегулировать все моменты с гражданством.

Дома меня ждала комната в родительской квартире и полное отсутствие четких перспектив. Я надеялась восстановиться в университете, получить высшее образование, устроиться внештатным корреспондентом в какую-нибудь скромную газетенку и мелкими шажками продвигаться вверх по карьерной лестнице. Касательно личной жизни у меня не было никаких планов вообще, и я изрядно сомневалось, что после брака с Эбертом они у меня когда-либо возникнут.

ГЛАВА XV