Душа-потемки

Марк Южный – помощник и телохранитель владельца универмага Шеина посадил ее на подоконник. Снял свой черный пиджак и подложил ей под спину, со стороны грязного стекла.

Катя уперлась ладонями в его грудь, отталкивая его что есть силы.

– Вы что делаете? Пустите меня!

– Я что делаю? Это ты что тут делаешь, детка? Ничего себе картина! Слышу, в лифте кто-то бьется лбом о стенку. Глянул – а это ты. Ты чего так струсила? Там дверь просто старая, пружина тугая, надо вниз ручку и на себя. Я дверь открыл, а ты бац – и на меня, хлоп в обморок, еле подхватить тебя успел, а то бы лицо себе расквасила.

– Что? – Катя села, изумленно озираясь. – Что вы такое говорите?

– Я говорю, разбилась бы, а жаль… такое личико… портить нельзя. Так что ты тут забыла, на четвертом этаже?

– Я… я пришла в универмаг… мне надо было посмотреть, – Катя провела ладонью по лицу.

Марк слегка отодвинулся, освобождая ей место.

– А в обморок-то чего ж хлопнулась? Чего испугалась?

Она смотрела на него. Совершенно чужой, незнакомый человек… Сказать ему? Она же вспомнила все.

– Я не испугалась, просто… Очень давно, еще маленькой меня сюда привели в универмаг. Нянька, ей нужна была шерсть для вязания. И мы вошли, я не хотела, плакала, кричала… Я боялась, что нас тут закроют, оставят… Закроют дверь, и мы…

– Чего-то я не пойму, – Марк наклонился к ней с высоты своего роста. – Что ты говоришь?

– Я вспомнила, – Катя снова провела рукой по лицу. – Когда мне было пять лет… однажды мы остались с моей нянькой дома… с другой нянькой, прежней. Она вышла на балкон, а мороз был очень сильный, градусов под тридцать, она выскочила на одну секунду – повесить белье, а я… мне же пять лет всего… я случайно закрыла, защелкнула задвижку на балконной двери. И не могла открыть. Нянька кричала там, на балконе, она замерзала. Соседи услышали крики, выбили дверь квартиры… Ее тогда сразу увезли в больницу, она едва не умерла… Мне было всего пять лет, я случайно защелкнула ту задвижку…

Она попыталась слезть с высокого грязного подоконника. Марк подал ей руку.

– Ну, привет… с детства, значит, это, – он усмехнулся. – А здорово ты мне на руки шмякнулась. Я прямо обалдел.

– Извините меня, пожалуйста. Где моя сумка?

– Она у лифта. Я сейчас принесу, подожди.

Он вернулся в мгновение ока, отдал сумку. Катя посмотрела на него – высокий, широкоплечий, пиджак ей свой отдал, сам в белой рубашке и без галстука. А к этому дорогому черному костюму телохранителя полагается галстук, таков дресс-код.

– Ты что, одна сюда пришла? А где ваши все, ну в смысле менты? Вчера небось полон универмаг нагнали. – Он смотрел, как она достает из сумки пудреницу.

– Тут вчера труп женщины задушенной нашли на втором этаже.

– Да слышал я. Босса моего, Шеина, сегодня на Петровку потянули. А меня тормознули на проходной – пропуск, видите ли, на меня не заказан. Три часа он уже там парится.

– А вы решили приехать в универмаг? – спросила Катя.

– Надо же глянуть, что тут вообще делается со вчерашнего дня, – Марк усмехнулся. – Я на Шеина работаю, а он голова всему этому хозяйству.

– Мы где? – спросила Катя.

– На четвертом этаже. Ты куда на лифте-то ехала?

Я никуда. Лифт сам.

Но этого Катя не сказала. А может, она просто забыла и сама нажала кнопку? Да, конечно, она просто забыла… А то, другое, вспомнила.

Няньку, замерзшую на балконе, врачи спасли. Но к ним домой она уже никогда не вернулась.

– Четвертый этаж совсем закрыт?

– Сама видишь.

Катя оглядела огромное пустое помещение – здесь наверху еще сохранились колонны из серого мрамора. И кованая люстра тридцатых годов с разбитыми матовыми плафонами.

– А пятый?

– Хочешь подняться туда?

– Хочу.

– Там заперто.

Ей отчего-то показалось, что он сказал ей неправду.

– И ваши с Петровки там вчера все облазили.

– Я не работаю на Петровке.

– Правда? Все равно ты в этой системе, – Марк усмехнулся. – А с этой системой вашей у меня, как бы это сказать… отношения, далекие от взаимопонимания. Не то, чтобы я что-то нарушал… Упаси боже, я чту Уголовный кодекс. Но симпатий особых не питаю. За исключением… за исключением некоторых отдельных представителей системы. Дай-ка руку.

– Что?

– Руку дай свою, – и так как Катя руки не дала, он сам взял ее кисть и прижал ладонью к груди слева. – Это ж надо что делается, а? Чувствуешь? Как бьется… Я и ахнуть не успел, рухнула мне прямо на руки… Запрещенный прием.

– Давайте спустимся вниз, Марк, – Катя впервые назвала его по имени.

– Запомнила, как меня зовут?

– Запомнила.

– По лестнице или на лифте?

– По лестнице.

Они вернулись на черную лестницу.

– Тут как-нибудь можно выйти не через центральный вход? – спросила Катя.

– Со мной все можно. Исполняю любые желания. Осторожно, здесь ступенька кривая, – он крепко взял ее под руку.

– Не надо, отпустите.

– Да ладно тебе, иди. Тоже нервные все какие… а еще менты. Если с нервами не в порядке, дома надо сидеть, вязать.

– Что?

– Вышивать гладью, крестом. Иди, я сказал, спокойно. Или ты меня боишься?

– Еще чего, – Катя уже полностью взяла себя в руки. – Кстати, как ваша стихотворная рифма поживает?