Душа снаружи (СИ)

Но в душ я все равно потащился. В жизни не чувствовал себя таким грязным. Заодно смог, наконец, оценить масштаб повреждений. Синяки были повсюду, но меня гораздо больше беспокоили ноющие ребра и не исчезающее ощущение битого стекла во рту и в желудке. Десна воспалились и кровоточили. Меня знобило, но я все равно залез в ржавое корыто, брезгливо поджимая пальцы. Испугавшись грохота воды, громадный рыжий таракан быстро шмыгнул под батарею. И тут я засмеялся, засмеялся несмотря на то, что полившаяся из стока вода скорее напоминала град, она хлестала по моим синякам и ссадинам, а я хохотал, хотя меня аж трясло от омерзения.

Кто-то постучал в стенку. Я умолк и начал яростно намыливаться и тереть кожу. Находиться под ледяной водой было невыносимо, а мыло щипало, но я больше не мог чувствовать на себе эту грязь. Я боялся, она никогда не смоется, и, почти шипя от холода и боли, вновь и вновь выдавливал мыло из дозатора. Когда я решился помыть и голову, вода внезапно перестала течь. Пришлось домываться у раковины. На полу образовалось озеро, в нем захлебнулось еще несколько тараканов. На пару минут я потерял сознание и повис, облокотившись на раковину, отчего та заметно покосилась. Я решил, что пора завязывать с мытьем. Но я все еще чувствовал себя грязным.

Конечно, мне не выдали никаких полотенец, а своих у меня не было. Пришлось вытираться свитером, в котором я приехал. И когда я полез в рюкзак за чистой, ну как чистой, просто менее грязной одеждой, я обнаружил, что и рюкзак пострадал от устроенного мной потопа, и все стало сырым. К счастью, гитару и куртку я оставил на попечении у невозмутимой администраторши.

Когда я поднимался по лестнице в комнату, вновь в абсолютной темноте, меня впервые накрыло это ощущение. Вот он, переломный момент. Эта ночлежка − твой переломный момент, Эсси. Это место − лучшее на данный момент, что ты можешь себе позволить, а скоро ты не сможешь позволить и этого, будешь катиться все ниже и ниже, пока не сдохнешь, и смерть твоя будет не менее жалкой, чем у раздавленного таракана на замызганном полу.

Но что меня пугало − я абсолютно не знал, что мне делать. Организм молил о сне и тепле. Сердце колотилось как ненормальное, в такт ему стучали зубы.

У двери комнаты я достал шапку и надвинул ее на глаза. Может, так не привлеку внимания…

Комната, даже освещаемая одними лишь уличными фонарями, тоже произвела не самое лучшее впечатление. Это был огромный зал, заставленный по периметру стен трехэтажными кроватями. Или, скорее, не кроватями, а нарами, прямо как в тюрьме. Я и там побывать успел, пусть и недолго. Вот и еще одно напоминание о том, насколько, ты, Эсси, близок ко дну жизни.

В комнате стоял резкий запах грязных носков и пропотевших резиновых кед. Но хуже всего было то, что на каждой кровати лежало и сопело или же просто бессмысленно таращилось в пустоту чье-то тело. Пустых коек не было видно. Я подождал, пока глаза немного привыкнут к темноте, и принялся бродить в поисках. Даже лишний раз вздохнуть было боязно − а ну как проснется вся орава, но приходилось порой наступать на края то того, то иного лежбища, подтягиваться вверх и проверять второй и третий ярус. Бесполезно. Может, лечь прямо на полу, рюкзак под голову? Но тогда к моим проблемам точно прибавится и воспаление легких. Или разыскать администраторшу и потребовать себе хоть какое-то спальное место? Но силы уже покидали меня, как и способность соображать.

− Эй, − свистящим шепотом позвал кто-то из темного угла. − Тут есть койка!

Я облегченно вздохнул и поспешил туда. С третьего яруса на меня скалилась добродушная бородатая круглая физиономия. От нее несло перегаром, но вполне умеренно.

− Че, бабы к себе не пускают? − прищурившись, выдал мой спаситель.

Я кивнул, не решаясь заговорить. Голос-то у меня чуть ниже, чем полагается при такой роже. Особенно сейчас, когда я вконец охрип.

— Вот суки, − ответил он и щедро хлопнул рукой по соседней «наре».

Я не решился оставить внизу ни рюкзак, ни гитару, первым делом закинул все на полку. Затем попытался закинуть и себя. Мой благодетель с интересом наблюдал за моими мучениями, потом перелез на мое будущее ложе − зазоры между кроватями, к слову, были совсем крохотные, и, подхватив меня под мышки, помог подтянуться. Задел он при этом почти все мои синяки, но я лишь крепче стиснул зубы и пробормотал что-то благодарственное.

Незнакомец, довольно хрюкнув, уполз к себе, а я завертелся, пытаясь улечься. Укрывались тут одной лишь тонкой простынкой. Отопления не было. Я сжался, скрутился в клубок в надежде сам сгенерировать тепло и заснуть. Но ничего не выходило. Напротив, подступила паника, сердце продолжало колотиться. Согреться никак не выходило, зуб на зуб не попадал. И меня вновь охватила гнуснейшая мысль о вселенской несправедливости. Глупая, детская мысль. «Почему я, за что все это мне, почему все это происходит со мной?» А затем и «не лучше ли мне сдаться и подохнуть, раз весь мир так этого хочет?»