Душа снаружи (СИ)

Чистый лист блокнота. Безупречный и девственно белый, даже без линовки. Я не раз слышал мнение, что перекладывание своих мыслей и планов на бумагу очень помогает все упорядочить, сделать правильные выводы. Но в Виррах это было невозможно — мое семейство обязательно обнаружило бы эти записи. Сколько раз я прятал журналы, диски, какие-то мелочи под матрас, делал тайники, приподнимая доски паркета — все это все равно находили, и в лучшем случае просто выбрасывали. Поэтому я предпочитал вести дневник в мыслях. Представлял, как слова ложатся на бумагу, ровные ряды букв, лихая завитушка в конце каждой строки — для красоты.

Теперь я был сам по себе, и никого не интересовало, что я там напишу. Именно поэтому на последней остановке я купил этот блокнот. Взял в руки и уже не смог положить обратно. Жемчужно-серая однотонная обложка, приятная на ощупь, скругленные листы, плотная белоснежная бумага. Может, действительно, если постоянно записывать, то можно будет привести свою жизнь в порядок.

Мне даже не терпелось поскорее взяться за дело. В первую очередь, конечно, следовало подумать, куда ехать дальше. Я разложил перед собой ворох туристических проспектов, добытых на вокзале. Округ Нортэм был позади, впереди были неизведанные земли. Где-то, где мне еще могли быть рады. Пока я вновь чего-нибудь не отмочил…

Я начал медленно выводить буквы, пытаясь не скатиться в свой обычный стиль — кардиограммы, нацарапанные птичьей лапой. Хотелось сделать первую страницу своей новой жизни безупречной.

На странице возник заголовок:

«Куда отправиться?»

И на меня тут же накатила досада. Сначала ручка писала слишком сухо, а потом слишком жирно, так, что чернила не успели подсохнуть, и я смазал их рукой. И более, того, всплыла еще одна проблема, о которой я совсем забыл.

Заголовок гласил:

«Куда отправитца?»

Неправильные буквы бросались в глаза, раздражали, хотелось немедленно вырвать и скомкать этот лист. Но чертов блокнот был крепко прошит: выдерни лист, и останутся рваные клочки бумаги, а это тоже смотрится по-уродски. И вновь подступила паника, ведь я знал, точно знал, как пишется правильно, но почему-то написалось именно так, и теперь надо бы исправить, а я уже не помню как…

— Какими это «полесными тропинками» ты бродишь, Эстервия? — зазвучал голове ехидный голос учительницы. — Куда ты там хочешь «отправитца»?

Она любила зачитывать мои труды вслух, перед классом, и позже — родителям. Класс смеялся, родители — нет. Мне-то вообще было не до веселья, потому что потом непременно следовало долгое заключение в комнате с учебником родной речи, и бесконечные строчки, которые я должен был написать от руки. Стоило отвлечься хоть на секунду, понадеяться, что теперь-то дело доведено до автоматизма, как рука вновь выведет «подорожный корм» или еще что-то в этом роде.

Подобных ошибок было слишком много, так, что у учителей порой мелькали сомнения в моей умственной полноценности. Кто-то же утверждал, что это такой странный способ издевательства. Но на самом деле, я знал, как правильно пишется. Мне вовсе не хотелось привносить в свою и без того нескучную жизнь новые проблемы. Диссонанс между головой и рукой очень напрягал. Единственным способом хоть как-то скорректировать это, было писать очень медленно, подолгу раздумывая над каждой буквой, контролируя и отмечая каждое действие. Но долго выдерживать у меня не выходило.

Вот и теперь. На первой же странице, на первом же предложении! И ведь если подумать, такой пустяк, ну, перечеркни ты, или оставь как есть и все, у тебя позади бессонная ночь в автобусе, несколько месяцев дурдома, не удивительно, что мозги набекрень.

Но нет. Дурацкая ошибка вывела меня из себя.

Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. А потом вдруг подхватился и вылетел из придорожного кафе, где сидел. Блокнот остался лежать на столе. Мне вдруг срочно понадобилось на свежий воздух.

Я встал, прислонившись к дверям кафе. Закрыл глаза. Все в порядке. Надо просто вовремя замечать свои закидоны. И сразу же тормозить их.

Надо поесть. Выпить крепкого сладкого чая. Найти место, где можно поспать. И уже потом решать, что делать дальше. И черт с ним, с блокнотом.

Вроде все, попустило. Я открыл глаза.

Почему-то все вокруг было оранжевое. Оглянувшись вокруг, я сообразил, почему — улицу заливал свет предзакатного солнца. Но ведь было всего восемь утра! И вообще, все вокруг изменилось. Куда-то исчезли редкие прохожие, спешащие на работу, застекленное здание кафе смежное с автовокзалом. Вокзал тоже исчез. Вместо этого появилась узкая улица с небольшими деревянными домами стоявшими впритык друг к другу. Людей не было совсем, от всего веяло абсолютной заброшенностью.

Опять я умудрился провалиться. Черт, черт, черт! Может, реально уже, пойти и сдаться в психушку? Не обманывать самого себя, сам я явно не справлялся.

Но сначала надо бы отсюда выйти… Где это я вообще?